Сережки Анны Карениной

— Я такое для вас нарыл, а вы деретесь.

— Ну, извини, Иван Сергеич, — сыщик повернулся к нему. — Прости великодушно. И что же ты нарыл?

— В общем, дело было так, — ожил помощник. — У Аннушки я разузнал, где находится загородный дом Карениных, и покатил туда. Их усадьба обнесена двухметровым забором. Но скрозь железную решетку я заметил в саду нянечку эту. Катя Маслова выгуливала ребятенка. Охранник, естественно, меня внутрь не пустил, но я перекинулся парой словечек с Катей. Она сказала охраннику, что приехал землячок из деревни, и попросила впустить.

— Так ты, в самом деле, односельчанин Кати Масловой?

— Да какой там! Это она с Аннушкой из одной деревни, а я, не будь дурак, всё у Аннушки разузнал на всякий случай. Катя раньше работала в сельском детсадике воспитательницей, но потом в деревне одни старики остались, и она пустилась во все тяжкие. Тут, в Питере, интер-девочкой пахала.

— А как на Анну Каренину вышла?

— Да очень просто. Как только заработала бабла на приличную рекомендацию, — пояснил Иван Сергеич. — Она мне все выложила. Я, Эразм Петрович, не для похвальбы будь сказано, умею производить впечатление на незамужних женщин из низших сословий.

— Кажется, это была самая интеллектуальная фраза в твоих речах, — отметил детектив. — Ну и дальше?

— А дальше Катюша мне сказала, что она переела, и пошла в туалет. А меня оставила с Сережей.

— Это она, положим, рисковала. Кто тебя, удальца, знает. Может, ты похитить ребенка хотел.

— Да нет, охранник Хазбулат рядом торчал. Только он с ребенком не может найти общего языка. Почему-то начинает потеть и заикаться. Не знаю, с чем это связано. Вот у нас, в Мытищах…

— Итак, ты остался с Сережей! — сердито оборвал его Фанаберия.

— Ага. Пока Кати не было, я переговорил с ним. Бойкий оказался мальчонка. Между прочим, сообщил мне, что его маму вовсе не Анной Карениной зовут…

— А как же? — удивился Эразм Петрович.

— Татьяной Лариной.

— Здрасьте, я ваша тетя! Так ты, может, совсем не туда попал?

— Туда! — ухмыльнулся Иван Сергеич. — Я уточнил у Катюши, когда она вернулась. Девичья фамилия ее госпожи действительно Ларина. А Татьяной она называлась самым близким, потому как родилась двадцать пятого января, в Татьянин день. Но её отец, секретарь парткома, не признавал церковных списков и записал дочь Анной, в честь Анки-пулеметчицы, которая служила у Чапаева.

— Ладно, хватит болтать, — разочарованно бросил сыщик. — Татьяна она или Анна, нам без разницы. По делу что-нибудь вызнал?

— Катя сказала, что в последние дни своей жизни её хозяйка встречалась с одним чудилой.

— Ну, ясно. С графом Вронским.

— Да нет, Вронского Катя хорошо знает. Всё норовил её за попу ущипнуть. А этот — не такой. Даже попыток не делал.

— Хм, — задумался Эразм Петрович. — С этим новоявленным фигурантом не мешало бы разобраться. Перед гибелью, говоришь, приходил? Тут что-то кроется… Ладно. Давай, завтра опять к Карениным. Может, еще что нароешь. И главное, про этого господина подробнее расспроси. Пусть обрисует его портрет. Может, характерные особенности имеет.

— Я с полным удовольствием, — Иван Сергеич ухмыльнулся. — Мне Катюша приглянулась. Такая приветливая деваха. И пропорции идеальные.

— Ну, ты неплохо внедрился. В этом ключе и действуй.

Лутовкин пообещал не оплошать и на следующий день опять поехал в загородный дом Карениных.

12. Запахло миллионами

Фанаберия же отправился к безымянному ювелиру. Они сидели в большой комнате, стояла полная тишина. И только изредка на стене щелкали большие старинные часы. Однако ювелир понизил голос до шепота.

— Это те самые сережки.

— Какие «те самые»?

— О которых я сразу подумал.

Оказывается, пропавшие сережки имели богатую историю. Они были изготовлены почти два века назад известным английским ювелиром по заказу принца Эдуарда. Тот подарил их на совершеннолетие крестнице Алисе, будущей императрице России, принявшей при крещении имя Александры. Далее эти сережки попали фрейлине Анне Вырубовой, сердечной подружке императрицы. Причем, сподвигнул императрицу на этот подарок Григорий Распутин, убедивший Александру Федоровну в том, что сережки принесут ей несчастье. «Лучше тебе от них избавиться, — стращал старец. — Подари Анютке». Императрица подарила; после чего — совпадение это или нет, — но Анна Вырубова попала в железнодорожную катастрофу и едва осталась жива. Знатоки стали называть серьги «Анюткиными слезками»… Услышав их название, сыщик перебил ювелира громким возгласом:

— Что-о-о? Анюткины слезки?

— Н-ну да, — напугавшись его вскрика, подтвердил рассказчик.

«Ай, да я! — похвалил себя Фанаберия, припомнив, что именно про слезы он подумал, когда в первый раз осматривал сережки. — Интуиция!»

— Продолжайте!

Ювелир досказал. Подруга царицы, Анна Вырубова, после революции 1917 года благополучно смоталась в Финляндию, а сережки перед отъездом подарила бабушке Каренина, простой крестьянской девушке, которая катала её в инвалидной коляске.