— Здравствуйте, Георгий Авдеевич, — заговорил, между тем, Меркулов. — У меня имеется информация о том, что задержанный Плетнев находится в камере с уголовниками. И вчера на него было произведено покушение, в котором пострадал нападавший. Мы, кажется, договорились с вами, что эти методы выбивания показаний не соответствуют нашему уголовному законодательству, не говоря уже о конституционном?
— Я немедленно вызвал следователя, Константин Дмитриевич, и дал ему жесткое указание.
Турецкий сидел рядом — через стол, и практически все слышал, да и Меркулов не особо прижимал трубку к уху, специально, конечно, чтоб Саня слышал и не ерепенился.
— А проверить не удосужились?
«У Кости зазвучал сарказм, — отметил Турецкий, — интересно, на чем они остановятся?»
— Так сегодня с утра проводился следственный эксперимент, и Плетнев был там, на месте совершения преступления…
— Я в курсе. Все доказательства, насколько я в курсе, рассыпались в пух и прах? И доказательная база вашего следователя оказалась ничтожной?
— Я еще не знаю результатов, сейчас вызову и потребую объяснений, Константин Дмитриевич. Но думаю, что ваши указания выполнены.
— А вы все же проверьте. И вообще, мне представляется, что если и дальше в таком виде будет продолжаться расследование, у вас может появится необходимость поставить вопрос о неполном служебном соответствии упомянутого следователя, вам не кажется, Георгий Авдеевич?
— Я обещаю вам немедленно проверить.
— Очень хорошо. И, кстати, если не затруднит, поставьте меня в известность. Всего вам хорошего. — Меркулов аккуратно положил трубку на место и посмотрел на Турецкого: — Ну, доволен?
— А чем я должен быть доволен? Тем, что никто ни хрена не делает, не проверяет, а на указание замгенпрокурора, как прозвучало, спокойненько себе кладет и в ус не дует? Интересная постановка вопроса. Да если б мы в «Глории» у себя так работали, мы бы давно с голоду передохли, ни один клиент к нам не пришел бы за помощью… Извини, Костя, за резкость, но мне придется вызвать Юрку, напечатать бумажку, что выступаю в качестве его помощника, и ехать в следственную часть, чтобы собственной логикой «гвоздить» Никишина, на которого нет власти даже его начальства. Дожили! И ты хочешь, чтоб я возвращался?! Побойся Бога, Костя. Ладно, поговорили, пойду…
Турецкий поднялся и одним движением смел со стола все бумаги в свою раскрытую папку.
— Так что же делать с Васей? — задумался вдруг Меркулов и рукой показал: посиди, мол, еще, видишь, не все обсудили. Турецкий упрямо вздохнув, присел.
— Что делать? Ждать и искать. Кое-что уже имеем. Соседка, которая видела похитителя, сейчас у Петра Щеткина в МУРе, они пытаются создать фоторобот. Знаем машину, черная «восьмерка», довольно потрепанная. Известны цифры номера, а порядок их — нет. Может, кто-то вспомнит: Мила или та тетка. Эта же машина, вероятно, следила и за Милой, когда она с Васькой в школу ходила. Ну, есть и у похитителя некоторые характерные для уголовника приметы. Татуировка там, костюм серый… Проверяем по картотекам, кто недавно вышел на волю, может быть, так удастся вычислить. Антон своего личного врага вспомнить так и не смог, я разговаривал с ним наедине во время этого дурацкого следственного эксперимента. Но понял достаточно ясно только одно: Никишин ничего не будет расследовать, он с удовольствием готов переложить его на наши плечи, а сам станет наблюдать и путаться под ногами до тех пор, пока не появится ясность. И вот тут он проявит недюжинные способности, чтобы заявить, что следствие проведено лично им. Ну, и получить, вероятно, очередную благодарность от прокурора. А я, видишь ли, этого не хочу. Не из упрямства, мне дело важнее, а по той причине, что такая мразь не должна командовать парадом. Не исключено, что я его крепко подставлю, есть такое желание.
— Ну, Саня, это ж ни в какие ворота!
— А я не в футбол играю. У меня свой план есть, и никого в него посвящать не собираюсь, вот так. Будете мешать, сами доставайте Антона.
— Саня, я тебя убедительно прошу, ты — не очень, а то я знаю твои методы.
— Пока мои методы приносили только удачу. Хотя и не согласовывались с некоторыми убеждениями, ничего не поделаешь, всем мил не будешь.
— Я говорю исключительно о законности! — строго сказал Меркулов.
— Ага, я так и понимаю. Вот днями Антон со Щербаком «кололи» двух несостоявшихся убийц. Ты читал, — он стукнул по своей папке, — все нормально?
— Да, какие возражения?
— Но ты ж не можешь знать, что эти два подонка категорически отказывались говорить. До определенного момента, а потом «запели» хором. И, смею тебя уверить, что в аудиозаписи не имеется ни одного крика или стона. И когда те попробуют в суде заявить, что давали свои признания под давлением, им никто не поверит: слушайте, господа, аудиозапись. Спокойные голоса, нормальные вопросы, нормальные ответы, никто не повышает тона. Вот так надо работать, Костя, а не оглядываться без конца. Ну, ладно, мне все это надоело, я пошел работать. Пока.
— О, господи! — только и мог в ответ выдохнуть со стоном Константин Дмитриевич.