– Но всегда помни: не заносись. Людям нравится, когда умные ведут себя скромно, потому что они тогда не чувствуют себя приниженно. – Она ополоснула его холодной водой и облачила в белую рубашку с короткими рукавами и белые шорты. Причесала его густые намасленные волосы, зверски вцепившись в подбородок, и ястребом проследила, как он завязывает шнурки. После чего вручила сына мужу. – На такси не езжайте, – наказала Оджа. – Идите пешком.
На заднем сиденье такси Айян протянул сыну мизинец, Ади сцепился с ним своим.
– Никому ни слова, – сказал Айян.
– Никому ни слова, – повторил мальчик и засмеялся.
– Ты же не доложишь матери, что мы поехали на такси?
– Нет, – подтвердил Ади. – Никому ни слова.
Они помолчали. А когда машина остановилась на светофоре, мальчик спросил:
– А что там было, в газете?
– Ты умеешь читать на маратхи.
– Я не понимаю, когда в газете написано. Что там было?
– Что ты очень смышленый.
– И все?
– Еще там написано, что ты сдавал экзамен еще с пятьюстами мальчиков.
– И когда я его сдавал?
– Ты же знаешь. Подумай.
– Двадцать второго апреля?
– Точно. И теперь ты поедешь в Женеву.
– А где Женева?
– Это большой город в Швейцарии. Ты знаешь про Швейцарию.
– Да. Но столица там не Женева.
– А какой город – столица Швейцарии?
– Б-е-р-н.
– Ты большой умник.
– Я гений.
Айян посмотрел на Ади обеспокоенно, мальчик уставился в ответ на отца, и тут оба прыснули со смеху.
– Почему у стран столицы? – спросил Ади.
– Потому что каждая страна хочет сказать, что вот, дескать, наш самый важный город.
– А другим городам не обидно разве?
– Нет. Думаешь, Бомбею обидно, что он не столица?
– Да.
Ади бормотал названия проезжавших мимо автомобилей.
– «Эстим», «шкода», «фиат», «аксент», «аксент», «балено», «аксент», – проговаривал он. А потом вдруг на минуту умолк.
– Скажи «десятичная система», – велел отец. – Д-е-с-я-т-и-ч-н-а-я-с-и-с-т-е-м-а.
– Это просто, – сказал Ади, но преисполнился сосредоточенности. – Десятичная система, – медленно выговорил он.
У железных ворот, где охранник пялился на зады молодых матерей, Ади выпустил руку отца и побежал в класс. Айян же отправился к свирепой салезианской директрисе. Сестра Честити глянула на него изумленно.
– Что-то стряслось? – спросила она. (Сестра Честити всегда надеялась, что в жизнях женатых людей что-нибудь стрясается.)
– Наш мальчик тут кое-что наделал, – сказал Айян.
Сестра Честити пробежала глазами статью. В последовавшей краткой тишине Айян слышал далекий рокот класса: учительница, похоже, опаздывала. Усы Сестры Честити несколько потемнели, подумал он. А потом заметил Христа, чье сердце пылало огнем, а щедрый взгляд напомнил ему о женщине, которую он вчера видел у булочной.
Сестра Честити подняла голову и глубокомысленно вздохнула.
– Наш мальчик, – проговорила она по-доброму, – что наш мальчик наделал? Я вижу его фотографию. Но, простите, не читаю на маратхи. Я читаю на хинди и даже по-французски, но не на маратхи. Письменность та же, что и в хинди, но некоторые слова…
Айян перевел ей статью.
– Наш мальчик, – сказала она, качая головой. – Повешу на доску объявлений, немедленно. Славим Господа! Жалко, что в статье не сказано «Св. Андрей, Ворли». Сами знаете, сколько школ носит имя святого Андрея. Славим Господа! – Она уставилась на Айяна и заметила: – Вы что-то не славите Господа, господин Мани.
– Ой. Славим Господа.
– Только, пожалуйста, не считайте это принуждением.
– Вовсе нет. Господь есть господь. Ничего в этом христианского, – сказал он.
– Не в этом, а в Нем.
– В Нем.
– Я-то как раз очень христианский смысл вкладываю в Него. В таком случае вы бы сказали: «Славим Господа»? – уточнила она.
– Разумеется. Господь один. Индуистский ли, христианский ли – одно и то же.
– Одно и то же?
– Одно и то же.
– Да, – грустно произнесла Сестра Честити. – Люди так говорят. Люди много чего говорят. Но я уверена, что вам нравится фраза «Христос – истинный Бог». Есть же в этом что-то?
– Да, есть, но мой адвокат говорил мне пару месяцев назад, что это против Индийской конституции – говорить «Христос – истинный Бог».
– Лишь людская конституция имеет значение, господин Мани.
– Не улавливаю, Сестра.
– Не беда. В такой день, господин Мани, когда ваш сын выказывает признаки великого будущего, не самое ли время подумать о том, как сложится духовная жизнь ребенка?
– У меня сегодня голова кругом.
– Понимаю. Но рано или поздно Господь примет за вас решение.
– Его мать устраивает буддизм.
– Но буддизм – это философия, господин Мани. Христианство – религия. Христос сказал все то же самое, что и Будда, – и даже больше. Будда остался под деревом бодхи. А Христос пошел до конца.
– Да, но его мать…
– Знаю-знаю, – сказала Сестра Честити. – Я пыталась с ней разговаривать. Но она сидит мышкой и делает вид, что ничего не понимает, когда я предлагаю ей Христа. Однажды она мне даже сказала, что чувствует себя индуисткой. Какой ужас! Она все еще хочет следовать этой религии – и это после всех изуверств, какие ее и ваши предки вынесли.
– Ну вы же знаете, как это с ней, – сказал Айян, попытавшись изобразить огорчение.