Серьезные мужчины

Опарна вошла с продуманной улыбкой на грани мрака и удали. На ней были небесно-голубые шальвары и сорочка. Волосы ниспадали томными локонами. Она увидела мужчин за столом – сокращенный вариант Тайной вечери, – и ее неумолимо потянуло расхохотаться. Басу – черный костюм, красный галстук – по центру, Намбодри – справа от него. Остальных троих она не знала. Этим, должно быть, за пятьдесят.

Здороваясь с Опарной, мужчины поднялись один за другим.

– Пожалуйста, садитесь, – великодушно предложил Басу. Она села на один из двух суровых стульев и задумалась, откуда этим мужчинам известно, как это все надо обустраивать. Подобное расследование не имело прецедентов, но они знали, как именно расставить стол и стулья. Опарна попыталась вообразить, что произойдет, когда появится Ачарья. Они вдвоем, вместе, в этой комнате, на этих стульях, будут смотреться словно скверная пара на семейной консультации. И она вновь постаралась не расхохотаться.

Далее она подумала, как с этой ситуацией разбирались бы женщины. Если бы присяжных набрали из женщин с менопаузой? Жуткая мысль. Они бы разделали ее в два счета. Но комиссия из стареющих мужчин – это легко.

– Вы, разумеется, знакомы с господином Джаной Намбодри, – произнес с изяществом Басу и представил остальных троих больших ученых из разных делийских институтов. Они смотрели на нее едва ли не почтительно или даже благодарно, не разберешь, и, несомненно, разделяли общую печаль.

Мужчины изучили какие-то лежавшие перед ними бумаги. Басу сказал, не поднимая взгляда:

– Вы в своем письме изложили все очень отчетливо. Есть ли у вас какие-то дополнения к этому заявлению?

– Нет, – ответила она.

– Когда прибудет Ачарья, вам предстоит повторить ваше заявление в его присутствии. Вы готовы?

– Да, – ответила она.

Комиссия с виду несколько растерялась, словно им больше нечего было добавить.

– Желаете ли вы заявить что-либо еще? – спросил Намбодри, держа одну руку на столе и слегка откинувшись, что, по его мнению, смотрелось обаятельно.

– Нет, – ответила Опарна, пытаясь думать о том дне, когда умерла ее бабушка, чтобы не прыснуть.

– У Ачарьи над вами значительная власть, – сказал Намбодри, старательно, однако деликатно напоминая ей, что она, возможно, что-то упускает. – Не злоупотребил ли он как-либо своей властью, когда велел вам подделать отчет?

– Нет, – сказала она, не побаловав его даже легкой растерянностью.

– Я вот что имею в виду: вы – привлекательная женщина, очень привлекательная женщина, а он – властный мужчина, заставивший вас сделать нечто безнравственное. Были ли какие-то еще ситуации, где он применил власть и ставил вас в уязвимое положение? Такие, о каких вы постеснялись упомянуть в письме?

– Если вы имеете в виду сексуальные домогательства, – сказала она, – то жаловалась я бы не на него.

Это вдохновило Намбодри умолкнуть. Остальным тоже нечего было ей сказать. Они пошептались между собой. Двое глянули на часы. Басу нажал на кнопку звонка, в дверях появился служащий.

– Он прибыл? – спросил Басу.

– Нет, сэр, – ответил служащий и удалился.

Комиссия уставилась на Опарну смущенно: обвиняемого приходится дожидаться. Возникла неловкая пауза, поколебавшая уверенность Намбодри. Он вообразил невозмутимое присутствие Ачарьи в этой комнате и как оно может повлиять на самообладание остальных. Опарне, вероятно, не по силам будет настаивать на своей лжи. Он желал, чтобы сил ей хватило и она сыграла бы решающую роль. Но заподозрил, что Опарна не вполне осознает серьезность этого дознания. Он попытался настроить ее на волну происходившего.

– В лаборатории во время исследования образцов находились двое американских профессоров, – сказал он, – Майкл Уайти Саймон Гор. Сегодня утром мы организовали с ними телефонные переговоры. Они выразили свое потрясение и отказались верить, что Ачарья велел вам вмешаться в пробу. Как же вам удалось загрязнить образец, если они всегда были рядом?

– Когда я это сделала, их рядом не было, – сказала она. – Около четырех утра.

– Вы так рано оказались в лаборатории с целью загрязнить пробу? – спросил Намбодри наставнически, словно адвокат, готовящий клиента к допросу.

– Да.

– Ачарья велел вам устроить это в такое время? До того, как появятся профессора?

– Да.

– Вам не кажется, что американцы могли быть вовлечены в заговор Ачарьи?

– Не кажется.

– Какие у вас есть доказательства, что Ачарья велел вам вмешаться в образец? – спросил Басу.

– У меня нет доказательств, – сказала она. – Но, очевидно, у меня нет и мотива обнародовать это. Если не считать нравственных оснований.

– Очевидно, – повторил за ней Намбодри. – Но почему сейчас? Почему не прежде?

– Я отдавала себе отчет в последствиях. Мне необходимо было принять решение.

– Мы это понимаем, – сказал он добродушно, и тут на его лице отразилось удивление: в дверях стоял человек.

Айян Мани держал в руке записку.

– Доктор Ачарья попросил передать, – сказал он комиссии и помахал сложенным письмом. Двинулся к Басу, и тот церемонно произнес:

– Подойдите.

От этого слова Айян на миг замер, после чего зашагал дальше. Он вручил Басу записку, и тот прочел ее собравшимся: