Серферы и темная принцесса с огоньком (СИ)

— Ок, без одной капельки. Но только без этой.

— И думай о том, как ты будешь крута после Штормового пояса, — польстила ей Кири.

— И таки шо мне делать с этой крутизной, если даже не похвастаться в кантине без очереди на битьё морды мне же?

— Замутить новый проект!

— Какой? — дружно спросили два голоса.

— Слушайте сюда…

*

— Я захожу, — сказал Моро двери слегка пьяным голосом. — Не убивай хоть минут десять.

Вряд ли Гортхаур знал, что такое минуты, из какого бы мира не был. Вот и пусть думает.

Когда дверь отъехала, в Моро ударило Силой, отбросило в сторону, едва не размазав о стену. Потом раздался новый удар — и рычание. Смотреть было не нужно, Моро и так знал, что произошло.

Для Гортхаура двери не существовало, и он только что со всего размаху грянулся о пустой с виду дверной проем.

Бутылка к счастью уцелела. Обычно то, что держат в руках, щит засчитывает как важное и бережет тоже.

Он встал, опираясь о стену.

Потом его попытались размазать снова. Честно говоря, в настоящих подземельях было страшнее.

— Выпей, сударь Гортхаур, — предложил он, протягивая бутылку перцовки немного наугад, так как в глазах после удара ещё плавали круги.

Тишина.

Моро помотал головой и, наконец, разглядел, с кем говорит. Не очень он был похож, надо сказать. «Их» Гортхаур был черноволос и глаза его выглядели как две черные дыры в черепе. А этот весь наполнен цветом и светом, глаза аж золотые, хотя лицо весьма похоже. Интересно, цвет у их собственного потерялся, или этот сам себя расцветил?

Через мгновение бутылка была в руках «темной принцессы», и ее изучили с любопытством и омерзением.

— Хм, ещё жив… — процедил тот.

Затем Моро опять полетел в стену. Невесело подумал, что со стороны смотрится как безумное представление или как «кино», где герой героем стены ломает. Все ненастоящее.

И ведь действительно в чём-то ненастоящее.

Он не стал подниматься, только сел на полу, стараясь смотреть… хотя бы не слишком заинтересованно. Гортхаур брезгливо и настороженно потыкал его носком сапога.

— Говори, — бросил он.

— Перцовка, — пояснил Моро. — Настойка жгучего перца на пшеничной перегонке, разведенной в половину крепости.

— Раб или слуга?

— Я пьяница-собеседник. В трезвом виде все это трудно бывает пережить.

Несколько мгновений Гортхаур очень явно размышлял, не побить ли его ногами, лицо темного майя исказилось… Потом он рукой оторвал горлышко бутылки, понюхал и плеснул в чудом уцелевший в этом буйстве стакан.

— Говори, — повторил он, верхняя губа дрогнула, показав волчьи клыки.

Отпил.

Выпил стакан в три глотка.

— Если нас не размажет шторм и не догонят, ты вернёшься домой.

Никакого отклика. Гортхаур медленно — слишком медленно даже — наливал стакан заново.

— Если размажет, то беспокоится будет не о чем. Если догонят, то если повезёт, уничтожат всех, если не повезёт, всех кроме тебя.

Второй стакан Гортхаур вылил в глотку винтом. Моро невольно задумался, где темный майя научился так пить. Его-то выучили здесь, перегонку при нем нолдор освоить не успели, некогда.

— Вас, — хмыкнул Гортхаур без вопроса в голосе.

— Три здешних сумасброда, которые ещё считают, что нужно спасать таких, как я или ты, и отвозить туда, откуда украли. И я, который может с такими, как я, выпить и поговорить.

— И ты, бессильное ничтожество. Слегка похожее на одного из сыновей Феанаро.

— Слегка похож, — согласился Моро.

Один раз троица уже чинила того, кого выбросила Сэтль. Его даже не пришлось воровать, Льяма выкупила из Загона за мелочь. Кири назвала это потом «реабилитация монтировкой и железобетонными подпорками», на которую они, слабые и малоопытные, честно потратили прорву времени, и то, что получилось, все равно уже не было похоже на себя прежнего. Тот даже домой возвращаться отказался, его высадили в первой попавшейся версии Арды, где ещё только начинались Годы Солнца и не слишком отличались уши эльдар.

Но Гортхаур пробыл «в гостях» недолго. Мог пройти от одного до трёх циклов повторов, смотря какой длины историю хотелось видеть Сэтль. Он точно не сломался — хоть в этом можно быть уверенным, когда речь идёт о Тху. Но ручаться за то, что он хорошо соображает, нельзя.

Осознавать себя любопытным наблюдателем было не особо приятно даже Моро, даже с воспоминанием о двух десятках лет ангбандских рудников. И все же теоретически даже любопытный собеседник здесь лучше, чем никакой.

— Спрашивай. Я отвечу.

Гортхаур отставил стакан и деловито ухватил его за горло. Стиснул. Оскалился. Было немного страшно, и в то же время это словно не с Моро происходило.

— Почему ты ещё жив? — спросил он с очень деловитым интересом.

— На мне их защита.

— Чем ты за нее заплатил? Телом? Искусством? Службой? Унижением?

— Мой мир рухнул, — говорить было неудобно, но не больно. Моро чувствовал, как когти пытаются впиться в его горло и вязнут в невидимом панцире.

Он был надёжно защищён. Всегда здесь — чужими силами. Всегда.

— Рухнул и снаружи, в действительности. Не в видениях. И внутри меня.

— Это не плата!

— Это причина. Отпусти, и я расскажу больше.

Гортхаур разжал руку… Не сразу и с трудом.