Серьга удачи знаменитого сыщика Видока

– Давай я покажу тебе свадебное видео, – предложила хозяйка, поднимаясь с дивана и доставая из крайнего шкафа стенки планшет. – Месяц назад снимали, там лицо Егора видно хорошо.

– Какого числа вы расписались?

– Седьмого.

Дарья присела рядом со мной.

– Седьмого Глеб был в Дербенте, – припомнила я. – Его в командировку в Дагестан послали. Вернулся он десятого.

– А мой как раз девятого вечером уехал к другу в Тамбов.

Мы посмотрели друг на друга и стыдливо отвели глаза.

– Теоретически Глеб и Егор вполне могут быть одним и тем же человеком, – угрюмо констатировала я.

– И всё-таки я больше чем уверена, что это какая-то ошибка, – стояла на своём цветочница. – Не может мой Егор быть твоим Глебом. Только физиономии у наших мужиков похожи, а вообще-то они совершенно разные.

Когда Дарья включила планшет, я поняла, что она имела ввиду. Глядя на жениха, на то, как он двигается, как говорит, как смотрит, невозможно было узнать в нём Глеба. Если бы не лицо. Когда жених поворачивался к камере, я вся цепенела и подбиралась – настолько человек на экране походил на моего мужа. Но когда снимали общий план, я видела лишь разбитного мужичка с босяцкими повадками, совершенно несвойственными интеллигентному Глебу из благородного рода Белозерских. Я не могла себе представить, чтобы мой муж надел такой вот пиджак, повязал столь нелепый галстук и отплясывал бы, размахивая руками, как сельский дурачок.

– Ну что? – требовательно тронула меня за плечо Дарья. – Он? Не он?

– Даш, вот честное слово, не знаю, – смутилась я.

И тут меня осенило. Письма! Ведь Дарья переписывалась со своим Егором! Стоит взглянуть на почерк, и станет понятно, Глеб это писал или нет.

– Даш, а где те письма, которые ты получала из тюрьмы?

– Точно! Сейчас достану с антресолей!

Женщина вскочила с дивана и, придвинув к стенке стул, влезла на антресоли. Одну за другой она подавала мне стопки старых газет и картонные папки с платёжными квитанциями, хранимыми, должно быть, с дореволюционных времён. Примерно через час на антресолях не осталось ни единой бумажки. Растерянно взглянув на меня, Дарья заметила:

– Не понимаю, куда могли деться письма! Кому они понадобились? Я совершенно точно помню, что убирала их в полиэтиленовый пакет!

И, тяжело вздохнув, попросила:

– Сонь, подавай мне всё обратно, нужно убрать весь хлам до прихода Егора. Он страшно не любит бардака.

Когда с уборкой было покончено, Дарья взглянула на часы и ахнула:

– Мать моя женщина! А время-то уже половина седьмого!

Париж, 18… год

Стуча колёсами по булыжной мостовой, наёмный экипаж вёз Эжена Франсуа к окраине Парижа, туда, где на пустыре у самого леса раскинулся цирк мадам Ленорман. Всё чаще и чаще подсвеченные фонарями дома с лепниной и портиками перемежались скромными доходными домами. Видок держал перед собой карту Парижа, пытаясь сообразить, туда ли они едут. Возница всю дорогу ворчал, жалуясь на то, что имеет довольно смутное представление о нужном пассажиру районе, ибо достойные парижане крайне редко забираются в эту дыру.

– Это нищие кварталы, не понимаю, что такому приличному господину, как вы, могло понадобиться в подобном захолустье? Да ещё в столь позднее время! – то и дело оборачиваясь и с упрёком глядя на Видока, недовольно бурчал извозчик.