Читаем Сергей Дурылин: Самостояние полностью

Патриотические чувства в стране были накалены. Временами перехлёстывали через край. Антинемецкие настроения выливались в погромы. Толпы возбуждённых людей громили магазины, типографии, фабрики, конторы, принадлежавшие владельцам с «немецкими» фамилиями. Пострадала семья Всеволода Владимировича Разевига — Воли, как называл его Дурылин. В их квартиру «толпа вломилась»[158], пропало многое, но уцелели бумаги и письма Дурылина, которые хранились в доме Разевигов. «Сейчас только от меня ушёл Воля, — пишет он Тане Сидоровой (Буткевич). — Какой он целомудренно-прекрасный, строгий, чистый и закрытый от всех и всего, к нему прикасающихся. Он цельный, как никто. Я помню, как давно, семь лет назад, я был тяжко болен, и он каждый день заходил ко мне из гимназии и подолгу сидел у моей кровати. Мало говорил, но много любил. И часто я думаю, глядя и тогда, и теперь на него: как надо мало говорить и как много любить! „возвышенная стыдливость страданья“[159] по слову Тютчева — это нечто доступное лишь немногим, и Воле сильно доступно»[160]. Воля — очень близкий друг, духовный единомышленник. Они подолгу беседуют о бытии, о мире «надздешнем и высшем», о том, что «вместить не могут жизни берега»[161] и о бессмертии души. Дурылин посвятил ему несколько своих работ и стихотворение «Плачет ветер у тонких черешен». Считая, что жёсткая воля отца и жизненные обстоятельства не дали Разевигу возможности раскрыть свои таланты, Дурылин напишет о нём с щемящей грустью: «Красным деревом истопили печку»[162]. Прирождённый философ, глубокий мыслитель, тонкий знаток искусства, он мог бы стать крупным учёным (блестяще окончил университет, и профессор Г. И. Челпанов оставлял его на кафедре), но вынужден был зарабатывать себе на жизнь и уехал работать учителем в Серпухов.

На закрытом заседании РФО в апреле 1915-го Дурылин прочитал доклад «Град Софии. Святая София и Царьград в русском народном религиозном сознании», который написал на Страстной и Пасху в городе Николаевск-Уральский у Г. В. Постникова — друга своего брата Георгия. Реакция слушателей на доклад была бурная. Споры вызвала сама позиция Дурылина, который видел Русь наследницей религиозной идеи Византии, Москву — Третьим Римом, главой всех православных народов. Доклад он начал словами Достоевского: «Константинополь рано ли, поздно ли — должен быть наш». Дурылину возражали Вяч. Иванов — очень резко, С. Н. Булгаков, граф Д. А. Олсуфьев[163], «свирепо обрушился» на него Г. А. Рачинский. В. А. Кожевников и М. А. Новосёлов нарочито аплодировали. Поддержала М. К. Морозова, которой понравилось то, что говорил Дурылин о Святой Руси. Е. Н. Трубецкой предложил опубликовать доклад, и он был в том же году издан И. Д. Сытиным отдельной книгой с посвящением Г. В. Постникову. Сообщение о докладе Дурылина с изложением основных мыслей было опубликовано в газете «Раннее утро» 9 апреля 1915 года.

В Николаевске-Уральском Дурылин оказался не случайно. Георгий Васильевич Постников, кадровый офицер, проходил там военную службу, готовил солдат для отправки на фронт. В письме сообщает, что «людей с 0,5 зрения», которых раньше признавали негодными к военной службе, теперь по новому предписанию принимают на нестроевые должности. Он предлагает Дурылину приехать к нему, так как «полковник сказал, что посадит Вас в батальонной канцелярии писарем»[164]. Вероятно, эта поездка помогла Дурылину избежать службы в действующей армии. Из-за плохого зрения его убили бы в первом же бою. Кроме того, после своей «революционной» деятельности и тяжёлых переживаний от крушения светлых надежд Дурылин стал убеждённым противником всяких насильственных действий и не мог в них участвовать.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже