Сергей Есенин. Биография

– Ыгы! Только знаешь что? Никому не говори! Они – дурачье! Сами не заметят! А мне приятно[1568].

А вот фрагмент из мемуаров А. Миклашевской: “В день своего рождения вымытый, приведенный в порядок после бессонной ночи Есенин вышел к нам в крылатке и широком цилиндре, какой носил Пушкин <…> Взял меня под руку, чтобы идти, и тихо спросил: “Это очень смешно? Но мне так хотелось хоть чем-то быть на него похожим!””[1569]

Сохранились и другие, менее “смешные” свидетельства о пришедшихся на 1924 год попытках Есенина, преодолевая Блока, напрямую протянуть руку Пушкину. Характерную серию вопросов и ответов приводит в своих мемуарах Вольф Эрлих. “Как ты думаешь? Под чьим влиянием я находился, когда писал “Москву кабацкую”? Я сперва и сам не знал, а теперь знаю”[1570]. – “Люди говорят – Блока”. – “Так то люди! А ты?” – “А я скажу – Пушкина”. – “Ай, умница! Вот умница!”[1571] Однако еще яснее на “пушкинизм” поэта указывают многие его стихотворения 1924 года[1572].

В качестве примера процитируем большой отрывок из стихотворения “Годы молодые с забубенной славой…”, написанного в Шереметевской больнице:

Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно.
В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно.
Руки вытяну и вот – слушаю на ощупь:
Едем… кони… сани… снег… проезжаем рощу.
“Эй, ямщик, неси вовсю! Чай, рожден не слабым!
Душу вытрясти не жаль по таким ухабам”.
А ямщик в ответ одно: “По такой метели
Очень страшно, чтоб в пути лошади вспотели”.
“Ты, ямщик, я вижу, трус. Это не с руки нам!”
Взял я кнут и ну стегать по лошажьим спинам.
Бью, а кони, как метель, снег разносят в хлопья.
Вдруг толчок… и из саней прямо на сугроб я.
Встал и вижу: что за черт – вместо бойкой тройки…
Забинтованный лежу на больничной койке.
И заместо лошадей по дороге тряской
Бью я жесткую кровать мокрою повязкой.

Обложка книги С. Есенина “Москва кабацкая” (Л., 1924)

Кажется совершенно очевидным, что есенинское стихотворение воспроизводит и развивает ситуацию пушкинских “Бесов”:

Эй, пошел, ямщик!… “– Нет мочи
Коням, барин, тяжело;
Вьюга мне слипает очи;
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня;
Вон – теперь в овраг толкает
Одичалого коня;
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной;
Там сверкнул он искрой малой
И пропал во тьме пустой”, —

а также следующего фрагмента из “Капитанской дочки”:

Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал:

– Барин, не прикажешь ли воротиться?

– Это зачем?

– Время ненадежно: ветер слегка подымается; вишь, как он сметает порошу.

– Что ж за беда!

– А видишь там что? (Ямщик указал кнутом на восток.)

– Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба.

– А вон – вон: это облачко.

Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое принял было сперва за отдаленный холмик. Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало буран.

Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены. Савельич, согласно со мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не силен; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать скорее.

Сходство ситуаций, описанных в стихотворениях Пушкина и Есенина, в одном случае поддержано сходством рифм. У Пушкина в “Бесах” омонимия: “видно” – “видно”, у Есенина: “обидно” – “видно”. Рифменную пару “видно” – “обидно” дважды находим в пушкинской “Сказке о мертвой царевне и семи богатырях”: “Знать, не будет ей обидно. / Никого меж тем не видно” и ““Без меня царевна видно / Пробежала”. – “Как обидно!” – / Королевич отвечал”.