Сергей Есенин. Биография

Теперь вернемся в начало 1925 года, которое ознаменовалось для Есенина мелкой, но досадной неприятностью. 1 января “Правда” напечатала обзорную статью Н. Осинского “Литературный год”, где мимоходом говорилось о том, что Борис “Пильняк все еще находит вкус в богемских похождениях с А. Дункан и С. Есениным”[1600]. Впрочем, поэт, вероятно, прочел эту статью только в октябре, просматривая газетные заметки о себе, по специальному заказу регулярно доставляемые ему из бюро вырезок[1601].

А в январе 1925 года Есенин сидел в Батуме и оттуда жаловался в письмах к подругам: “Здесь очень скверно. Выпал снег. Ужасно большой занос. Потом было землетрясение. Я страшно скучаю. Батум хуже деревни. Оч<ень> маленький, и все друг друга знают наперечет. Играю с тоски в биллиард”[1602]; “Ехать сюда не советую, потому что здесь можно умереть от скуки”[1603].

О подробностях пребывания Есенина в Батуме один из его тамошних приятелей позднее рассказывал Э. Герману: “Мы, грузины, поэтов уважаем. Живи, пожалуйста, пиши стихи. Но ведь он сам в драку лез! Одного ударил – смолчали: Бог с тобой, думаем, ты поэт; другого ударил – смолчали. Так ведь он стал после этого всех бить! Мы его, конечно, побили”.[1604]

В этом же январе Есенин написал и посвятил Воронскому большую поэму “Анна Снегина”. И сила и слабость этой вещи в ее легкости и неотделанности. Поэт едва ли не намеренно создает у читателя впечатление, что тот имеет дело со случайными, необработанными, безо всяких усилий повествователя складывающимися в строки словами. Отсюда в тексте – косноязычие автора и героев, сгустки-повторы одних и тех же сегментов, а также общая установка поэмы не столько на чтение глазами, сколько на произнесение вслух или про себя. Недаром и начинается “Анна Снегина” с длинного монолога возницы, доставляющего лирического героя в село Радово.

Тем сильнее, по логике контраста, воздействуют на читателя отдельные строки-формулы, отточенные, глубоко продуманные, рассчитанные на мгновенное запоминание.

О любви:

Далекие, милые были!
Тот образ во мне не угас.
Мы все в эти годы любили,
Но мало любили нас.

О политике:

Дрожали, качались ступени,
Но помню
Под звон головы:
“Скажи,
Кто такое Ленин?”
Я тихо ответил:
“Он – вы”.

И о природе:

И вот я на мельнице…
Ельник
Осыпан свечьми светляков.

Основная тема поэмы почти чеховская – это тема отсутствия взаимопонимания между людьми, их неумения и нежелания бережно отнестись друг к другу. Однако разворачивает Есенин свою тему, по обыкновению, в лирическом и, так сказать, “эгоистическом” ключе. Это не кого-нибудь, а именно его, “Сергушу”, “Сергуху”, “Сергуню”, обаятельного, “забавного” “господина” и “знаменитого поэта”, не хотят до конца понять и принять ни братья-крестьяне, ни потенциальная возлюбленная.

Обиду мою
На болоте
Оплакал рыдальщик-кулик.

Не могло не отразиться на “Анне Снегиной” и общее болезненное состояние Есенина, его подогретая алкоголем и по разным поводам вспыхивающая подозрительность по отношению к людям. Почти все персонажи, особенно крестьяне, изображены в поэме какими-то ущербными, поруганными, скрывающими или не очень скрывающими от главного героя свою внутреннюю пустоту и гнильцу.

Вот, скажем, возница из первой главки “Анны Снегиной” сначала кажется читателю и лирическому герою милым, душевным парнем. Именно его характеристику рязанской природы есениноведы умиленно цитируют в своих биографических штудиях о поэте [1605]. Но вот наступает минута расплаты, и сразу же обнажается подлинное нутро возницы:

Даю сороковку.
“Мало!”
Даю еще двадцать.
“Нет!”
Такой отвратительный малый,
А малому тридцать лет.
“Да что ж ты?
Имеешь ли душу?
За что ты с меня гребешь?

Как это не похоже, например, на сценку, запечатленную Владиславом Ходасевичем в его мемуарах о Горьком: “Мы пошли в Сорренто, пили там вермут и прикатили домой на знакомом извозчике, который, получив из рук Алексея Максимовича <…> десятку, вместо того, чтобы дать семь лир сдачи, хлестнул лошадь и ускакал, щелкая бичом, оглядываясь на нас и хохоча во всю глотку. Горький вытаращил глаза от восторга, поставил брови торчком, смеялся, хлопал себя по бокам и был несказанно счастлив до самого вечера”[1606].

Критика приняла “Анну Снегину” прохладно: отмечалось влияние Пушкина и Некрасова, мелодраматичность “чувствительного” сюжета и отсутствие внятной авторской позиции.