Сергей Есенин. Казнь после убийства

В настоящее время отпали все сомнения относительно тайного промысла Эрлиха (полагаем, пора обнародовать его чекистское досье). Он и сам не раз прозрачно намекал на собственные конспиративные занятия в своих нередко автобиографических стихах: его «лирический герой» находит вдохновение «.. в шапках ГПУ», любуется спецуниформой: «Мы наглухо кожанки застегнем», славит «ремесло шпиона» и т. п.

В его сочинениях предстает зоологический ненавистник старой России, ее культуры. «Плешивый поэт и плешивая муза», — говорит он о Некрасове, ерничает над Фетом: «…Боже! Счастливец! Он может писать…», издевается над чувством родины:«.. даже полевая мышь в азарте Патриотическом сменила имя». Его излюбленные темы: мировая революция, расстрелы, кровь…

В некоторых рифмованных опусах Эрлиха, на наш взгляд, просматривается контур образа Есенина, как правило, лишенный авторской симпатии. В стихотворении «Между прочим» (1931), где рисуется кабак и обязательный «сморщенный на хлебе огурец», привлекают настораживающие многозначительные строки (мы их выделим):

Где пьют актеры — внешность побогаче:
Ну, джемпер там, очки, чулки, коньяк.
Европой бредит, всеми швами плачет
Не добежавший до крестца пиджак.

И бродит запах — потный, скользкий, теплый.

Здесь истеричка жмется к подлецу.
Там пьет поэт, размазывая сопли
По глупому прекрасному лицу.

Но входит день. Он прост, как теорема,

Живой, как кровь, и точный, как затвор.
Я пил твое вино, я ел твой хлеб, богема,
 Осиновым колом плачу тебе за то.

Если помнить, что в 5-м номере «Англетера» не был обнаружен привезенный Есениным из-за границы пиджак (очевидно, окровавленный, он остался в пыточной, где истязали поэта), если читать процитированные строфы как полемику с «Москвой кабацкой», боль и тревогу которой Эрлих совсем не принял и не почувствовал, его «осиновый кол» выглядит не таким уж метафорическим.

Глава 5. Подруга с Лубянки

Елизавета Стырская, жена Эмиля Кроткого (Германа), вспоминала чтение Есениным стихов в одном из московских кафе:

«…Во время чтения в дверь до отказа заполненного кафе въехал велосипед, на котором ехала девушка. Велосипед врезался в щель между каким-то стулом, раздвинул чьи-то спины; на девушку со всех сторон зашикали. Сверкнув своими большими армянскими или еврейскими глазами, она, не обращая внимания на ворчание, прокладывала себе дорогу велосипедом, чтобы ближе подойти к сцене. А глаза у нее были замечательные! Большие, карие, с золотыми искрами, широкие почти сросшиеся, вычурно прогнутые брови над прямым узким носом, придававшим ее узкому лицу особую значительность. <…> Ироничный рот и высокий лоб свидетельствовали об уме и силе воли. На ней была белая матроска со значком Ленина на воротнике. Она увидела Есенина<…>»

Не правда ли, колоритный портрет подруга поэта Галины Артуровны Бениславской (урожденной Карьер (1897–1926), дочери французского (?) студента и грузинки. Здесь мы даем лишь маленький эскиз ее жизни, а главной причиной обращения к ней послужило для нас ее знакомство с Вольфом Эрлихом. Эти строки вносят некоторые любопытные штрихи в картину отношений ее с укрывателем «тайны Есенина», рисуют ее наивный и непростой характер, трагическую и загадочную развязку ее жизни.

Своей большой заботницей называл ее Есенин, благодарный ей за кров, редакционно-издательские хлопоты и, конечно, любовь, которая, увы, не была долгой. Все это верно. Однако портрет подруги поэта до сих пор не прорисован, многие страницы ее бурной жизни неизвестны, хотя и изданы ее дневник и воспоминания. Так и остается загадочным ее самоубийство на могиле Есенина. Не прояснена ее роль в сложных хитросплетениях декабрьской трагедии поэта.

Она была на редкость целеустремленной и твердой натурой. После учебы в пансионе (Вильно) и окончания с золотой медалью женской Преображенской гимназии в Петрограде она поступила на факультет естественных наук в Харькове, где ее застал Октябрь. К тому времени двадцатилетняя Галина была уже членом большевистской партии и жить под властью белых генералов не хотела. Под видом медсестры она дерзко прорывается через фронт к «своим» и попадает в штаб 13-й армии. Понадобился даже запрос в Петроград к Мечиславу Козловскому (отцу подруги Бениславской), чтобы ее признали «красной». С тех пор (с 1918 по 1922 год) она — штатная сотрудница ЧК. Фанатично преданная идеям революции, она гордилась своей опасной профессией и не скрывала этого. И можно понять романтически настроенную девушку в кожаной куртке с маузером на боку — ведь это и о ней восторженно пел Демьян Бедный: