Сергей Есенин. Казнь после убийства

В «Дневнике» Оксенова важно указание на распорядителя «порядка» в 5-м номере гостиницы Лаганского. Весьма осведомленная фигура (настоящая фамилия Магазинер) (1887–1943) Ершей Миронович в «Анкете для словаря современников» (фонд Г. Г. Бродерсена) сообщал:[114] корреспондент «Известий», литератор, бывший моряк, окончил юридический факультет Петроградского университета. Отец — Мирон Михайлович, мать — Берта Владимировна Гладштейн, по выражению их сына, «мелкие торговцы и ремесленники черты еврейской оседлости». Пытался стать киносценаристом; печатался в «Красной ниве», «Огоньке», «Дальнем Севере», «Экране». Морскими путями побывал в Ревеле и в Англии. Надо думать, он был не случайным «дежурным» в 5-м номере «Англетера». Сюда допускали только «своих» людей. Таких, как фотограф Моисей Наппельбаум. В рассказах о нем больше трубили о его репрессированной дочери Иде Наппельбаум (читайте ее лукавую книгу «Угол отражения…»), маленькой и случайной поэтессе со спрятанной трудной биографией.

Дотошный Наппельбаум раскопировал и сцены похорон Есенина в Москве, но кто его «направлял» на сию «хоронщину» — неизвестно, хотя для догадливого читателя это секрет полишинеля.

Действительно, этот фотограф дал великолепные фотопортреты (виртуозно ретушировал пленку) Ленина, Сталина, Свердлова, Дзержинского, Луначарского, Фрунзе, известных деятелей литературы и искусства, образы, по его выражению, «героической эпохи». В главе о Дзержинском он вспоминал «…взгляд его ясных, зорких и умных глаз», видел в нем «человека выдающейся эпохи», «человека душевных качеств…, светлого, поистине рыцарского образа».

Известен его последний портрет Сергея Есенина (ноябрь 1925 года). Но нигде и никогда он не обмолвился, ктоипо-чему его заставил снимать покойного поэта (до сих пор оригинал убиенного поэта не напечатан, хранится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки). На обороте снимка чья-то рука приказала: читателям «не выдавать». Соглашаемся, Наппельбаум был искусным фотографом, но его внутренняя жизнь остается «за кадром».

Съемщик пышных сцен 1 — го конгресса III Интернационала не сказал ни слова о том, зачем и почему именно ему, а не следственному фотографу доверили съемки в «Англетере». Конспиратор больших политических событий, он скрыл потаенные страницы своей биографии. Почему он так часто скитался по городам России (Минск, Москва, Евпатория, Вильно, Козлов, Одесса…)? Чем он занимался до революции в различных городах Америки? Упорное молчание. Однажды оговорился: «Меня захватила революционная борьба, которой был насыщен воздух в 1905 году, я ходил на митинги, взволнованно следил за развитием событий…»

Рискнем предположить: фотостудии Наппельбаума были конспиративными явками для большевиков (в первую очередь — троцкистов): очень удобно — сядет в кресло какой-нибудь подпольщик и ласково выслушивает Моисея Соломоновича…

Другой очевидец «англетеровской» истории, сексот ГПУ Павел Лукницкий (факт его сотрудничества с секретным ведомством выдал генерал-предатель Олег Калугин), свидетельствовал об околоесенинской возне: о вечернем литературном сборище 27 декабря у Фромана-Фракмана (алиби для участников заметания следов в «Англетере»), говорил о странном поведении Вольфа Эрлиха, сумбурном писании в «Красной газете», передал тонкие наблюдения при прощании с телом Есенина в Доме писателей Ленинграда. «Знали, что в газетах будет много лишнего, ненужного и неверного, — подчеркивал в своих воспоминаниях Павел Лукницкий. — Решили принять меры к тому, чтобы этого не случилось — просмотреть весь материал для завтрашних газет. Тихонов и Никитин поехали по редакциям».[115]

Фискальная роль поэта Николая Семеновича Тихонова здесь приоткрывается впервые.[116] В своей автобиографии бывший (?) чекист Тихонов, организатор партийных объединений в чекистских коллективах, писал о себе (от третьего лица):«.. он вычеркнул многочисленные факты, о которых рано или не должно говорить в материалах собственной автобиографии».[117] В ней он показывает много прелюбопытнейших фактов. По его словам, его дед по матери был латышом,[118] а исследователи уверяют, что его отец имел шотландское происхождение. Между тем достоверный документ говорит: сам Николай Семенович утверждает: в 1924 году проживал в чекистском общежитии (Комиссаровская, 11/25), работал на 1-й табачной фабрике, имел на иждивении мать Екатерину Давыдовну и сестру Антонину Семеновну.[119] «Никто никогда не думает, — писал он, — какой страшный нетопырь, залетев в его (Есенина. — В.К.) северную длинную ночь, смел начисто и молодой смех, и ясные глаза, и пьяные кудри, и песни…» Известные записки Тихонова о Есенине требуют более осторожного отношения, как это принято до сих пор. 30 декабря 1924 года начальство 3-го Ленинградского полка войск ГПУ запрашивало документы Тихонова из Москвы.[120] Радел к Троцкому и Урицкому.