Сергей Королев

Победоносцева, Тюлина, Бармина интересовала реактивная артиллерия, Чистякова, Богуславского и Рязанского – радиосвязь, Чертока – приборы и самолетное оборудование, Абрамовича – воздушно-реактивные двигатели, Исаева – жидкостные. Списки специалистов составлялись в Москве еще в 1944 году. Уже тогда Победоносцев внес в эти списки Королёва. Он вылетел в Берлин 8 сентября.

Сергей Павлович поселился в огромной квартире на Бисмарк-штрассе. На следующий день он узнал, что в штаб советской военной администрации из Гамбурга пришло официальное приглашение англичан на показательный запуск ракеты «Фау-2», который они проведут в своей зоне в середине октября. Англичане приглашали трех человек. В Москве было решено, что полетят генерал Соколов, Победоносцев и Глушко.

Королёв в Германии человек новый, претендовать на место для поездки в английскую зону не мог, а поехать очень хотелось, и тогда он попросил у генерала разрешения быть на время поездки его личным шофером. Соколов рассмеялся и согласился. Подполковник Тюлин – как и Королёв, под видом нижнего чина, тоже поехал в Гамбург, шестым был переводчик-чекист.

Англичане, встречавшие советскую делегацию, были в недоумении: приглашали троих, а прилетели шестеро. Впрочем, американцы тоже приехали вчетвером.

Королёв был за границей первый раз в жизни. Берлин был похож на все города войны – покалеченный, разрушенный. В Гамбурге же к октябрю 45-го руины были расчищены. Это был город игрушечных сквериков и уютных двориков. Другие запахи, другое течение жизни, иные выражения лиц. В вестибюле отеля «Адлон» он сразу почувствовал запах нерусского табачного дыма и кофе, который тянулся из бара на первом этаже. В номере непривычные дверные замки, бронзовые оконные запоры с ручкой посередине, поворот которой запирал окно сразу и внизу, и наверху, длинные подушки и пуховики – чужой быт, отличающийся солидной основательностью. Королёв отмечал это автоматически, новая обстановка не особенно волновала его – он ждал встречи с «Фау».

Из английского штаба за ними прислали роскошный «майбах». Советская делегация поехала на полигон Альтенвальде. В пакгаузах лежали ракеты – в сборе и разобранные на отсеки: головная часть, приборы, бак спирта, бак кислорода, турбонасосный агрегат, двигатель. Королёв впервые видел «Фау-2» целиком и был несколько подавлен ее размерами. И сразу же у него появились вопросы. Почему Браун вставил баки в корпус? Проще сделать их его частью. Бак жидкого кислорода будет слишком быстро нагреваться, поэтому Браун сделал теплоизоляцию из стекловаты. Бак горючего не может быть несущим, и просто сомнется под тяжестью трех с половиной тонн залитого в него спирта. Королёв оценивал то, что видел, и пытался решить задачу по-своему.

Затем англичане показывали тележку-установщик и стартовый стол, заправленную ракету. Вокруг нее хлопотали немецкие специалисты. Они были озабочены тем, что с моря поднялся сильный ветер, и, если он усилится, пуск придется откладывать. Наконец ракета готова к старту. Королёв стоял в стороне, как и подобает шоферу. Сыпал мелкий дождь. Из сопла ракеты вырвалось пламя, на секунды все затянуло белыми клубами дыма. «Фау-2» стала медленно, словно неохотно, подниматься, взревел двигатель. Ракета ушла в облака.

По дороге в Гамбург Королёв был молчалив и задумчив. Он отдал пятнадцать лет своей жизни ракетоплану. Неужели все это было зря? Немецкая ракета капризна, летать хорошо не умеет, но она поднимается на высоту 178 километров. Неизвестно, сможет ли на такую высоту залететь ракетоплан. Сможет, но когда… Ракета давала Королёву выигрыш во времени – как раз те самые шесть лет, которые у него украли в тюрьмах и лагерях. Был еще один, очень важный довод в пользу баллистической ракеты: она уже существует, ее видели военные, наркоматовские чиновники – люди, от которых зависело, чем он станет заниматься дальше, выделят ли ему деньги и материалы, дадут ли специалистов. Они знали, что ракетой интересуются американцы, англичане. Ракетоплан существует только в чертежах, а в них чиновники не разбираются и рисковать не станут. Он перестраивал планы всей своей жизни.

Есть трофейная техника, разрозненная документация, есть немцы, которые всем этим занимались. Чертоку приходит в голову идея создать институт. Генерал Горишный дал команду бургомистру, ему эта идея понравилась. Люди будут ходить на службу, получать зарплату, отоваривать карточки. Хоть какая-то стабильность. Нашли здание, привезли мебель. Новому учреждению придумали название – «Raketen bau Entwicklung», «Ракетовосстановительный институт» или сокращенно RABE. Слово «Rabe» – по-немецки «ворона», тут же родилась и эмблема. Директором назначили инженера Розенплентера, но подлинной властью обладал Черток.