Сергей Николаевич Булгаков

Мать Мария (1942)

«Есть в войне нечто, что заставляет не всех – но многих прислушаться, – и вдруг среди рева пушек, стрекотания пулеметов, стонов раненых – услышать иное, услышать далекую архангельскую предваряющую трубу» (145).

«Есть в войне нечто, что в известном смысле может ее освятить, есть в войне нечто, что делает ее ступенью к преображению человеческой души.

«…Это не значит, что ее можно хотеть. Но, раз она уже разразилась, ее надо использовать», «война есть для тысячи и тысячи людей открытые ворота в вечность… война есть призыв, война есть прозрение

Война подобна грозе. После нее может быть на земле какой-то новый, почти райский воздух».

«И, наконец, я знаю, всем своим существом знаю, всей своей верой, всей силою духа, данной человеческой душе, что в эту минуту Бог посещает Свой мир»³.

¹ Размышления о войне // Булгаков С. Н. Труды по социологии и теологии. М., 1997. В 2 т. Т. 2. С. 692. Уточнено по рукописи, хранящейся в архиве Сергиевского Подворья.

² В дыму // Архив Сергиевского Подворья (машинопись). С. 79.

³ Прозрение в войне // Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии, воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. Париж, 1947. С. 145–148.

Развить и прокомментировать эти параллели – тема для отдельного исследования. В рамках этих предварительных заметок ограничимся их выявлением и отметим их общий фон, попытку различить, в терминах отца Сергия, «софийный смысл войны». Вместе с тем видение и оценка матери Марии оказываются еще более апокалиптичными, в то время как для о. Сергия война является испытанием человека (через которое он «пробивается» к Богу и открывает сам себя), для матери Марии она становится откровением: в страшные для человека будни войны Бог посещает свой мир.

На этой волне каждый обращается в ее первые дни войны к сражающимся: отец Сергий в проповеди «Русским воинам на день Рождества Христова» (1939), мать Мария в «Письме к солдатам», рассылаемом объединением «Православное Дело». Найденные в них слова утешения и вдохновения обретают особое звучание в последних предсмертных произведениях обоих – мистерии матери Марии «Семь чаш» (1942) и книге «Апокалипсис Иоанна» (1944) о. Сергия[1184]. Авторы предлагают в них метаисторическое прочтение современных событий, которое позволяет, при всей их абсурдности и бесчеловечности, увидеть в них отголоски божественного замысла о мире, той теодицеи, которая так бурно оспаривается и утверждается в эмигрантских кругах. Это отнюдь не умаляет тяжесть реальных потерь. Оба знают, «что такое смерть», как скупо записывает мать Мария после утраты двух дочерей, младшую из которых она сопровождала на больничной койке до последних мгновений агонии, запечатленных на пронзительных рисунках[1185]. Но для матери Марии, как и для отца Сергия, в описанных им минутах собственной агонии, смерть «теряет свое жало», как в Евангелии. «Прощай и будь», – заключает мать Мария свои прощальные и одновременно жизнеутверждающие строки отцу Сергию, который в это время сам отправлял, как ему казалось, последние письма своим близким и друзьям и записал в дневнике: «.наиболее вероятным исходом является смерть, в благоприятном же случае – потеря голоса навсегда…»)[1186].

Тем радостнее звучат строки, приветствующие его возвращение к жизни, которые мать Мария адресует ему в день рукоположения 28 мая 1939 года:

«Дорогой отец Сергий, мне хочется написать Вам только хоть два слова, чтобы Вы их получили в Духов День. У меня на Вас просто голод. Все время думаю о Вас. Когда-то можно будет Вас хоть на минутку повидать. Мне кажется, что за эти два месяца Вы так далеко и высоко ушли, что не хочется говорить о моем: все то же самое и все мелкое.

Ваша монахиня Мария»[1187].

Их диалог не прекращается вплоть до ареста матери Марии в феврале 1943 года. Характерно, что живя в одном городе, по самым главным вопросам мать Мария писала отцу Сергию письма[1188]. В виде письменного свидетельства из концлагеря Равенсбрюк сохранились и последние предсмертные слова матери Марии, адресованные владыке Евлогию и отцу Сергию: