В зоне Параджанов пишет новеллы. Перескажу одну из них. Повествование об украинском Короле Лире. Он был молчаливый, он был сдержанный, он был благородный. Но трагедию испытывал колоссальную: к нему никто не ходил на зону. Он отказывался от свиданий, от бандеролей, от всего.
У него были три дочери. Одна была сельской библиотекаршей, другая – директором школы, а третья работала простой крестьянкой в поле, возделывала овощи. На свободе он был председателем колхоза. И дочери были счастливы. Вот-вот они смогут вырваться из глубинки в город. Там он строил им дома. Добротные, из кирпича лучшего обжига, по всей Украине доставая дефицитные при советской власти строительные материалы. Дочери наседали вместе со своими мужьями – торопили его построить дом. Поскорее хотели распрощаться с соседями, показать, как им хорошо живется при всемогущем отце, как они превратятся в столичных дам. И он брал тысячи и тысячи рублей из колхозной кассы, подделывал расчетные документы в надежде, что все когда-нибудь оплатит и восстановит. И построил дома для дочерей. Туда вселились две старшие дочери «Короля Лира». Он был «король» колхоза, сияющий на районных стендах, и решил, что обеспечил себе благородную старость в окружении любящих внуков. Он осчастливил семьи двух дочерей. В будущем собирался помочь и младшей – Корделии, незамужней красавице.
Но уголовный кодекс и ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности) прошелся по судьбе этого председателя колхоза. Он предстал перед судом как расхититель социалистического имущества. Поясню тем, кто впервые слышит словосоветание ОБХСС. В СССР на хозяйственной должности невозможно было не нарушать законы, иначе не выполнишь план и тебя снимут. Сажали за решетку либо для порядка, чтобы другие не зевали, либо за длинный язык. На суде старшие дочери вышли и обвиняли отца: «Да, он крал доски, он украл гвозди, шифер, дерево, стекло… Он воровал!» Родные дочери выступили обвинителями.
И только младшая дочь не предала. Недоедая, обделяя себя во всем, взяла на себя миссию – содержать отца в тюрьме. Он отсидел свой срок и вернулся в деревню, где родился, жил. Младшая, украинская Корделия, привела его в свое общежитие, где устроила ему юбилей – 60-летие. Поселила в комнатку, где он вскоре будет нянчить ее ребенка. А старшие сестры писали отцу, что он к ним должен обязательно вернуться, что он должен их понять – у них не было другой возможности, как не обвинить его в воровстве, иначе хатынки у них конфисковали бы. Он дочерям не ответил ни разу. Там, в общежитии была сыграна свадьба Корделии, родился его внук. Он погулял на своем 70-летии. Десять лет он проработал комендантом в общежитии, пропуская любимых девушек к парням и парней к любимым девушкам. Обожал юность и обожал жизнь…
В письмах из зоны режиссер будет радоваться, что Балаяну дают снимать фильм: «Рома! (читать в одиночестве)
За день до твоего письма получил от Киры Муратовой. Какой нежности и глубины человек. Мудрая, гордая, красивая. Она будет снимать «Княжну Мери». Какое совпадение, что можно взять Наташу Бондарчук, а на княжну Веру – Чурикову. В случае, если она возьмет Виктора Джорбенадзе консультантом, то будет здорово – все именья, костюмы, музеи, Грибоедов и Воєнно-Груз (инская) дорога – все будет предоставлено ей. Мне очень дорого ее внимание и доброта. Рома – «Каштанка» действительно может стать гениальным фильмом. В случае, если не утратится главное. Это мир, человек и животное. Человечность и животность. Слияние одного с другим. Пытаюсь подарить тебе три эпизода. Думаю, что первый гениальный.
Дрессировщик держал в руках сдохшего гуся… Ритмично раскачивалась безжизненно свисающая шея сдохшего гуся…
Каштанка шла за дрессировщиком и нюхала сдохшего гуся…
Дрессировщик бесцельно открывал крыло сдохшего гуся.
Крыло само по себе закрывалось, и почему-то дрессировщик сам по себе открывал его…
Потом неожиданно стал общипывать пух на груди сдохшего гуся…
Пушинки летели по комнате, падали на ковры…
Каштанка пятилась назад и смотрела…
Дрессировщик общипывал пух на груди сдохшего гуся и собирал его в темный мешок, собирал пушинки с ковра, со стульев, с халата и неожиданно посмотрел на Каштанку. Каштанка заскулила.
Дрессировщик расправил мешок с пухом и зашил его, потом простегал и вышел в комнату, где жили животные… Дрессировщик положил в угол сделанную им подстилку и окликнул Каштанку.
Он погладил Каштанку по голове и уложил на подстилку…
Каштанка поддалась дрессировщику, но тут же встала с подстилки, как только осталась одна…
Каштанка обнюхала подстилку и… заскулила.
Ночью Каштанка мерзла на голом полу…
Она снова обнюхивала подстилку, набитую дрессировщиком пухом сдохшего гуся, и снова скулила…
Потом завыла…
Как белый призрак, раскачивался от незримых сквозняков на вешалке белый атласный костюм с газовым жабо.
Незримые сквозняки колыхали забытый пух и прятали его под шкаф…»
Параджанов восхищается эстетикой Светланы Щербатюк: