Сергей Параджанов

Через несколько дней Голубович и Класс снова приехали в зону. На этот раз уже по просьбе начальника колонии. Параджанов ждал встречи и подготовился к ней. Михаилу он вручил на память пистолет-зажигалку, а Аркадию Львовичу – красивый нож для резки бумаги. И книгу. Тот сборник стихов армянских поэтов средневековья, которую передала режиссеру Лариса Класс. «Такой книге не место в этой зоне», – сказал он. На обложке он оставил много своих автографов и такую надпись: «Дорогой незнакомке Ларисе с благоговением. С. Параджанов».

Класс с Голубовичем получили от режиссера первую телеграмму, которую он написал, едва освободился: «Покинул Ворошиловград в связи с гуманным актом. Спасибо вам. Сергей».

В 1977 году крупнейшему французскому литератору Луи Арагону должно было исполниться 80 лет. В преддверии юбилея Москва решила наградить признанного мэтра современной поэзии с мировым именем да еще многолетнего члена ЦК Компартии Франции орденом Дружбы народов. После событий 1968 года в Чехословакии Арагон демонстративно отказывался посещать СССР. На этот раз он приехал, чтобы лично просить Брежнева освободить Параджанова. Участник движения Сопротивления во Франции в годы войны, один из тех, кто в 1975 году выступил с протестом против отмены празднования на государственном уровне во Франции Дня Победы, Арагон умел отстаивать идеалы добра и справедливости. Тогда же он добился разрешения для киевского писателя Виктора Некрасова выехать из СССР.

Тридцатого декабря 1977 года Параджанов обрел свободу. Судья И. Кривуля вспоминал о своей беседе после судебного заседания: «Мы побеседовали как свободные личности минут десять. На мой вопрос: «Действительно ли он совершил преступление?» Параджанов ответил твердо: «Нет. Меня судили за “Тени забытых предков”».

Замначальника лагеря, который сопровождал его до посадки на самолет на Тбилиси, уже на пенсии расскажет, что в тот момент Параджанова наиболее волновало, какие подарки он привезет с собой: «По дороге в аэропорт он попросил остановиться у гастронома. В гастрономе Параджанов купил ящик пряников. Я спросил: «Зачем столько, Сергей Иосифович?» На что он мне сказал, что каждому встречающему его в Тбилиси он будет вручать по прянику».

«Не надо просить. Не надо унижаться!» 1978–1990

Один из крупнейших знатоков жизни и творчества Параджанова Г. Карапетян расследовал причины пятнадцатилетнего, с конца 1960-х, молчания (хотя в родном Киеве ему запретили снимать уже после «Теней…»). В его «параджаниаде» аудиокассета с записью беседы с А. Яковлевым занимает особое место. Чтобы попытаться выяснить, кто и как дирижировал из Москвы процессом отлучения Параджанова от кино в Киеве, Ереване и Тбилиси, Карапетян хотел пообщаться и с Горбачевым, и с Яковлевым. Пресс-секретарь Горбачева отказал. А из приемной международного фонда «Демократия» ему перезвонили на следующий день: «Александр Николаевич ждет вас в своем рабочем кабинете на Малой Грузинской».

Яковлев, один из вождей СССР периода его распада, а до того высокий партчиновник, утверждает: «Насколько я знаю, имелся документ КГБ, где говорилось: согласно оперативным источникам (проще говоря доносам), Параджанов неоднократно и не очень любезно высказывался в отношении свободы творчества в СССР. Хотя на этот счет имелись противоречивые сведения: мол, он политикой не интересовался, а если и мог что-то заявить, то совершенно искренне, скорее по художнической наивности. Если ему выговаривали: «Что ж ты такое ляпнул?» – он мог и отказаться от своих слов. Но против Параджанова, видимо, действовал могущественный противник, который, у меня создалось стойкое впечатление, преследовал его постоянно и целенаправленно. Знаете, приделают человеку хвост, а потом отдирают, а он не отрывается. Вот и жил Параджанов с «хвостом», пусть и приделанным.

Повсеместно распространяется байка относительно роли Брежнева в досрочном освобождении Параджанова из украинских лагерей при посредничестве Арагона. По-моему, Брежнев не понимал, кто такой Параджанов, поэтому никогда о нем и не вспоминал. Леониду Ильичу было все равно, где, за что и на сколько посадили кинорежиссера, за свободу которого боролись и на Западе. Иногда некоторые размышляют: Брежневу доложили о чем-то, он задумался, запросил дополнительную информацию, мучался… Да ничего подобного! Для него это не вопрос: «Отпустите Параджанова!» Да хоть бы он пять раз бежал, допустим, – Брежнева это не пугало. Ну и что? Забыли, да ему и не доложили бы, не стали бы тревожить. Может, Брежнев мимо ушей пропускал эту фамилию, не слыша, когда кто-то рядом говорил о Параджанове.