Сергей (СИ)

— Еще раз накрасишь, что тебе делать, — вытянув ее вдоль дивана, придавил плечи девушки руками. Окинул беглым взглядом. Короткий халатик задрался, оголяя бедро и круглую попу в салатовых трусиках. Упругая большая грудь вздымалась при каждом вздохе. Губы пухлые, вечно надутые. Глаза, блестящие золотом, растерянно смотрели на него. Сергей прищурился и хмыкнул. — Ну что, Настюха, ублажай любимого мужа.

Ее губы еще больше обиженно надулись. На его лице отразилась довольная хищная улыбка. Молния халата заскользила вниз. Настя протестующе дернулась, но Серега ее снова грубо прижал, приказав:

— Лежи!

Голая, без бюстгальтера, грудь вывалилась. Он с удовольствием провел ладонями, тихонько сжимая, помял.

— Сладкая красавица. Сиськастая дуреха, — процедил сквозь зубы.

Настя в испуге сжалась:

— Я папе расскажу, — угрожающе зашептала она.

— Что расскажешь? — он снова заглянул ей в глаза. — Ты ему уже давно все рассказала. Осталось только выполнить все то, что нафантазировала. — Ну, кукла, как ты хочешь? В какую дырку тебе больше нравится? Я что-то уже не помню.

— Отпусти меня, скотина, — завизжала она, но его ладонь крепко зажала ей рот.

Она судорожно рыпалась и выкручивалась. Он остервенело срывал с нее белье, раздвигая и прижимая коленями ноги. Борьба была нелегкой, Настька была цепкой и верткой. Лицо все мокрое в соплях и слезах, она подвывала при каждом его толчке и лепетала:

— Сереженька, хватит, пожалуйста, хватит, ну Сережа, мне больно, пожалуйста, ыыыыыы, аааааа.

Сергей сделал еще несколько последних грубых движений и, резко выйдя, стряхнул ей на живот струи слизи.

— Я не понял, с хера ли тебе больно? — он снова заглянул в ее теперь уже блестящие мокрым глаза. — Тебя уже неизвестно сколько народа перепихало, а тебе все еще больно!

Она отвернулась и, уткнувшись в диванные подушки, долго хлюпала носом. Через какое-то время ровно засопела, изредка вздрагивая во сне. Вернувшись с кухни, где чем попало быстро перекусил, Сергей заглянул в зал, бросил на спящую девчонку плед и, выключив свет, ушел в спальню. Удовлетворенный мелкой местью он развалился на кровати.

За три с лишним месяца супружеской жизни они никогда не спали вместе. Сергей бесцеремонно занимал удобную кровать. Где ютилась Настька, ему было неинтересно. Чаще она, как и сейчас, дрыхла на диване перед телевизором. Иногда в другой комнате, которую она потихоньку гнездила под себя. Письменный стол, полки для учебников, многочисленный гардероб и еще один вполне уютный диванчик.

Среди ночи Сергей неожиданно проснулся. Рядом копошилась, залезая под его одеяло, Настька с холодными ногами. Пристроившись сбоку, она прижалась носом к его груди, руки сложила на плечи, ноги подтянула к животу, как котенок приластилась, чмокнула Сергея в шею и, уютно устроившись рядом, притихла. Заснула.

— Насть, как ты меня бесишь! — он отчаянно прошептал усталым голосом, шлепнул легонько голую попу, но потом, шумно выдохнув, погладил. Так, поглаживая аппетитные округлости, и свалился снова в сон.

19.

Анастасия, уже известно — великая актриса, а еще хитрая лиса и маленькая женщина-кошка. С того вечера она полностью изменилась и стала буквально душить Сергея своим вниманием и любовью. При его возвращении домой всегда счастливая вылетала навстречу, висла на его шее, ласково мурча в ухо: «Сережа, Сережка, Сереженька, любимый, котеночек…», — и прочие «уси-пуси». Смотрела обожающим взглядом. Пару раз даже пыталась изобразить для него что-то на кухне. Потерпев фиаско, сокрушенно поплакала мужу в рубашку, разводя трагедию — как же ей теперь кормить любимого мужчину, и потому надо срочно им вместе идти в ресторан.

Позже она, конечно, приспособилась таскать из дома родителей банки с готовой едой, по-деловому объясняя, что Сергей придет с работы усталый и голодный — надо непременно его накормить. Потом банки уже таскала сама домработница. Одежду обоих — и Насти, и Сергея — втихаря, чистую и выглаженную, тоже приносила она. Настя лишь с удовольствием раскладывала все по полочкам, а еду — в холодильник, и покорно садилась в ожидании мужа.

На ночь она выходила из душа в спальню всегда чистая, ухоженная, в красивом белье. Тихо прокрадывалась к Сергею, осыпая поцелуями, снова мурчала, лаская его руками и ртом. При его пассивности и раздражении на ее назойливость, сама, хитро юля и лебезя, насаживалась на него и, медленно плавно раскачиваясь, все спрашивала, любит ли он ее. Ни разу не дождавшись ответа, рассказывала ему о своей огромной, безграничной любви, просила прощения за все прошлое, и клялась в преданности только ему.