Стоило ей только попасть в радиус его видимости, он начинал сходить с ума от повышенного прилива гормонов в его кровь. Однако, будучи человеком серьезным, он вел себя очень достойно. Ни малейшего намека, ни одного откровенного взгляда или улыбки. Его запретная страсть была его маленькая сладкая тайна. Исподтишка наблюдая за девушкой, он погружался в грязные пошлые фантазии. Что он рисовал в своих мечтах могли лишь догадываться знатоки пикантного немецкого кино. К своему стыду, абсолютно не возвышенные чувства вызывала у него Маринка. Ему совершенно не хотелось писать ей стихов, чем любил грешить его братишка стихоплет-бумагомаратель. Ни петь серенады, ни срывать с неба звезд, выстилая их у ее ног. Ничего подобного он не желал. Он просто неприлично сильно хотел ее.
Вообще-то ее хотели многие, и она это знала. И некоторым избранным даже счастливилось отведать этот вкусный кусок. Но Макс был ее преподавателем и потому ему, кроме его крышесносных фантазий, ничего не светило. Однако осенью, когда второй год обучения у нее только начался, ему нежданно-негаданно не только засветило, его ослепило и обожгло.
Ученицей Марина была прилежной, прокладывать дорогу к знаниям своим телом ей смысла не было, поэтому свет озарил Максима Алексеевича не на кафедре и даже не в аудитории. Свет пролился в таком же нечистом месте, какими были и его грязные мысли.
Однажды он зашел намочить тряпку, чтобы подготовить доску к следующей паре. В тот момент в занятиях у него было «окно», поэтому делал он все не спеша. Не спеша, зашел в уборную, не спеша, сполоснул тряпку, не спеша, вышел и вдруг услышал слабый шорох в подсобке. Не спеша открыл ее. Было ли для него открытием, что там курят втихушку студенты? Конечно, нет. Было ли для него открытием — кто там сейчас смолил сигарету своими очаровательными губками? Да!
Он с должным укором посмотрел на красавицу. Ай-ай-ай! Она ни грамма не смутилась.
— Проходите, Максим Алексеевич, не стесняйтесь… — нагло предложила ему.
Ну ладно, да — он тоже тут бывало, пускал дым, особенно когда на улице промозгло и сыро, правда, тайком, ведь курение в здании запрещено. Как в наваждении Макс прикрыл за собой дверь, защелкнул на шпингалет, подошел к девушке и встал рядом. Невозмутимо достал сигареты, чиркнул спичкой и прикурил. Марина красиво склонила голову и хитро улыбнулась.
— У тебя хорошие оценки, Марина, тебе незачем меня шантажировать, — он тоже улыбнулся. — Ты же не собираешься сдать меня?
— Нет, не собираюсь, — улыбка не сходила с ее лица, из губ выползла тонкая струйка дыма.
— Это хорошо, — кивнул он.
И это последнее, что он контролировал тогда своим здравым умом. Потом он — здравый ум — отошел в сторону и в ужасе пытался схватиться за голову.
Все так же улыбаясь, Максим тоже выпустил из легких дурман. Маленькую коморку окутал сизый дым и неожиданно для девчонки, да и для себя он зачем-то слизнул с ее губ оставшийся дымок. Умопомрачение не иначе. В ее глазах промелькнуло легкое недоумение, но сохранив выдержку она как ни в чем не бывало снова затянулась. Откинулась, упираясь лопатками о стену, вздернула голову, прищурилась и резко выдохнула. Потом оглянулась на Макса — теперь в ее глазах уже стоял вызов. И он принял его.
Отбросил потушенную сигарету в сторону и с наслаждением облизал бесстыдно протиснутый в его рот язык. Руки бесцеремонно откровенно шарили по телу. Это ее руки шарили. Его же не долго думая тут же залезли под столько времени манившую к себе юбочку и остервенело без прелюдий надорвали тонкие колготки, сдвинули в сторону трусики и приподняли девичью ногу. Хватило тридцати секунд, чтоб оказаться в Маринке. Она висла на нем, а он неуклюже вжимал ее в себя. Обстановка была очень неудобной, они шумно пыхтели и терлись друг о друга. Буквально через три минуты Максим не выдержал. От переизбытка давних фантазий, желаний и вообще всей этой жутко пикантной ситуации он быстро добрался до предельной точки и едва успел выйти, замарав ее ноги и свои брюки.
Мысленно шикнув на ошарашенный идиотическим поступком хозяина разум, в панике долбящий во все еще кружащуюся от волнения голову и настырно пытающийся вернуться назад, Максим не спеша молча застегнулся. Привел себя в порядок, очень даже кстати пригодившейся тряпкой для доски и поднял на девушку наглый взгляд:
— Ты же до сих пор не собираешься никому рассказывать? Так ведь?
Она посмотрела на него непонятным взглядом, и с застывшей полуулыбкой Джоконды качнула головой.
— Это хорошо, — снова повторил он, как и десять минут назад. Еще раз поцеловал красотку коротким поцелуем и, покачиваясь, вышел.
Разум спотыкаясь, побежал за ним и, наконец, догнал. Укладывая мысли и чувства в порядок, Максим снова тщательно мыл тряпку, потом так же тщательно начищал доску. Потом вышел на улицу и долго нервно, но в то же время счастливо, курил под промозглым дождем.