Читаем Сергей Вавилов полностью

Несомненно, что в той или иной степени все крупные физики обладают даром предметного мышления. Говорят, что Нильс Бор как бы видел, даже «ощупывал» модели воображаемых, мысленных экспериментов. Таким же было мышление и у творца теории относительности Альберта Эйнштейна. Эйнштейн и Бор часто спорили об основах квантовой механики. Эти споры поражали других физиков удивительной инженерной изобретательностью в мысленном конструировании экспериментальных приборов, своеобразным чувственным восприятием предметов спора, хотя бы те предметы были абстрактнейшими проблемами.

Обладал предметным мышлением и Сергей Иванович Вавилов. Он мог и любил экспериментировать и «кабинетно»: придумывать мысленные опыты и «ставить» их. Профессор Б. Г. Кузнецов называл его «физиком-экспериментатором не только по профессии, но и по мировоззрению и по психологическим особенностям научного мышления».

«В этом смысле, — пояснял он свою мысль, — «экспериментаторами» являются и физики-теоретики».

Правда, дальше автор суживает, на наш взгляд, объяснение, говорит о «характерности» явления лишь для XX столетия. Дословно в заметке Кузнецова говорится:

«Речь идет о том критерии физической содержательности понятий, который столь характерен для XX столетия и который был высказан в явной форме Эйнштейном и Бором. Физические понятия должны приводить к экспериментально проверяемым результатам, они должны быть хотя бы в принципе связаны с возможными эмпирическими наблюдениями. Понятия, в принципе не допускающие экспериментальной регистрации, физически бессодержательны. Такими оказались эфир и абсолютное движение с точки зрения теории относительности и одновременное измерение сопряженных динамических переменных с точки зрения квантовой механики».

Выходит, будто лишь современные физики могут ставить умственные эксперименты (и, значит, развивать предметное мышление, действовать интуитивно). Это, безусловно, не так. Интуиция проявляла себя во все века, и самые различные люди «материализовывали» свои идеи. Не только верившие в эфир и не признававшие относительности движения, но и такие, скажем, древние мыслители, как первые атомисты Демокрит и Эпикур. Взгляды древних были не менее ошибочны (проверяя их современными критериями), чем теории эфира, но ведь и древние находили массу чисто умственных «доказательств» своих взглядов, доказательств, не подтверждаемых экспериментально, а тем не менее вели человеческую научную мысль вперед.

Не потому ли Вавилов не только не отрицал логику средневековых и древних ученых, а остро интересовался ею и что-то оттуда получал? В частности, используя ее как трамплин к современным квантовым представлениям. Или к представлениям Эйнштейна, что нашло свое убедительное выражение хотя бы в блестящем вавиловском введении в экспериментальные основы теории относительности.

Для развития предметного мышления огромное значение приобретает эмоциональность. Вероятно, у всех выдающихся ученых она на высоте, хотя, должно быть, чаще затаена, «утоплена».

При всей своей внешней сдержанности Вавилов, как говорилось, был очень эмоциональным, тонко чувствующим человеком. Многое в его мышлении и творчестве становится понятней, когда мы вспоминаем, какими многомерными, пронизанными теплом и светом души были многие его работы.

Занимаясь современными атомными проблемами, Вавилов черпал эмоциональную основу для своих представлений о мельчайших частицах материи в античной атомистике. Характерно, что, как подметил Б. Г. Кузнецов, при этом властителем дум Вавилова был не столько Эпикур, сравнительно абстрактный в своих логических конструкциях, сколько его римский последователь Лукреций. Лукреций изложил атомистику Эпикура в как бы отлитых из бронзы гекзаметрах и в многокрасочных художественных образах великой поэмы «О природе вещей», и это покоряло Вавилова.

В своем докладе, прочитанном в Академии наук 18 января 1946 года и посвященном физике Лукреция, этого «древнего мудреца, ученого и поэта-эпикурейца… подлинного классика науки, великого материалиста и замечательного поэта», Сергей Иванович, в частности, говорит:

«Нет никакого сомнения, что великая идея атомизма проникла до Галилея, Ньютона и Ломоносова… через гекзаметры поэмы Лукреция».

Перечитывая статью Сергея Ивановича о физике Лукреция, легко заметить, как была близка нашему соотечественнику эта многокрасочная ткань не только чувственно представимых, но и почти чувственно ощутимых образов.

<p><emphasis>ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ</emphasis></p><empty-line></empty-line><p><emphasis>ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ</emphasis></p><empty-line></empty-line>

Не может сын глядеть спокойно

На горе матери родной,

Не будет гражданин достойный

К отчизне холоден душой…

Некрасов
<p>Глава 1. Накануне</p>

В 1938 году ленинградцы избрали С. И. Вавилова депутатом Верховного Совета РСФСР.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука