Придет время, и Вавилов сам покажет, что результаты его ранних работ находят естественное объяснение с позиций квантовой теории. Пока же он держит свои сомнения при себе и защищает только то, что может подтвердить практическим примером.
— Я экспериментатор, — говорил он сухо тем, кто обвинял его в чрезмерной осторожности, — и не могу отрываться от почвы опыта. Хорошо понимаю Ньютона, гордившегося тем, что он не измышлял гипотез.
Обдумывая все новые оптические опыты, Вавилов вместе с тем был занят заботами, к науке никакого отношения не имеющими. Двадцатый — неурожайный — год был суровым годом для страны, и каждая семья это остро ощущала.
Отправляясь утром в Высшее техническое училище, Сергей Иванович думал не только о том, как проведет сегодня практикум со студентами. Он думал и о жене, которая часом раньше, надев его старый пиджак, ушла на вокзал выгружать дрова из вагона.
Окончив практикум, физик зашагает в лабораторию. А Ольга Михайловна, счастливая удачей, будет в это время тянуть свои санки с дровами через всю Москву. Разгрузив их, она побежит в филармонию, где ее учительница Мария Владимировна Владимирова (сестра Барсовой) сделает ей замечание за опоздание. Из филармонии — в очередь за кониной, затем домой, топить печку и стирать белье.
Но ни Сергей Иванович, ни Ольга Михайловна никогда не принимали близко к сердцу трудности первых лет революции. Они сошлись и в этом стоицизме, в равнодушии к невзгодам материального порядка.
Муж никогда не ворчал, не жаловался: ни на холод в квартире, ни на скудный паек, ни на бедность лабораторного инвентаря, с которым приходилось вести научную работу. Жена чувствовала себя прекрасно в мужнином пиджаке и с таким веселым видом носила охапки дров и качала воду из уличной колонки, будто всю жизнь только этим и занималась.
Наступил 1921 год. В жизни Вавиловых произошло большое событие: родился сын, Виктор. Роды проходили дома. Принимала подруга Ольги Михайловны. Вряд ли она была большой специалисткой, но все сделала так, как надо.
Радость от рождения ребенка омрачалась натиском больших забот и, казалось, непреодолимых трудностей. Пришлось поступиться частью своего безразличия к материальному. Если раньше можно было не замечать (или делать вид, что не замечаешь) всех этих острых нехваток продовольствия, то теперь надо было постоянно думать о том, чтобы Вика был сыт, одет, не болел бы.
Положив сына в купленную за пятнадцать миллиардов рублей коляску, Ольга Михайловна отправлялась в нелегкий путь, озаренный смутной надеждой достать что-нибудь для сына у спекулянтов или для самой себя купить съедобного.
Все это не прошло даром для молодой матери. Участились и усилились периодические головные боля. Мучило простуженное горло.
В конце концов пришлось отказаться и от уроков в филармонии и от мечты стать камерной певицей.
Глава VI
«КВАНТЫ МОЖНО УВИДЕТЬ»
Оптимизм и упорная вера в будущее, однако, не оставили Вавиловых. Когда расстроенная мать прикидывала, чем заменить ребенку манную крупу, отец осторожно утешал ее и убеждал посоветоваться с Александрой Михайловной.
— Не может быть, — говорил он, — чтобы матушка что-нибудь не придумала бы. Вот увидишь, все будет хорошо. Выходят же из положения другие.
Феи не толпились возле дома № 16 по Еропкинскому переулку, когда там появился маленький Вавилов. Но одна объявилась все же и принесла ценный подарок в самые критические дни.
…Брат Сергея Ивановича в это время был профессором Петроградского сельскохозяйственного института и заведовал Бюро по прикладной ботанике и селекции Сельскохозяйственного ученого комитета в Петрограде. В 1921 году Советское правительство послало его в США на международный конгресс по сельскому хозяйству. Одновременно его назначили научным консультантом в переговорах с министерством торговли и промышленности США по вопросу о ввозе семян в голодающую Россию.
Ценой жестокой экономии Николай Иванович собрал немного долларов из тех, что получил на личные, расходы. Он обратил их в продовольственные посылки и осчастливил ценными подарками нескольких матерей, в том числе и Ольгу Михайловну. Лишь одна мать — самого Николая Ивановича — была разгневана и не старалась, это скрыть при встрече с сыном.
— Позор! — кипятилась Александра Михайловна, когда сын, побывав на обратном пути из Америки в научных центрах Англии, Франции, Голландии, Германии и Швеции, заявился к матери на Пресню обносившийся еще сильнее, чем до отъезда. — А еще профессор! И тебе не стыдно разъезжать так по Европам: одна нога в салфетке, другая в чулке? Не говори, что не хватило денег! Выкроил бы из одной посылки, если бы захотел…
Сергей Иванович продолжал напряженные оптические исследования, постепенно расширяя их тематику. В год рождения сына он начал серию работ в одном из самых неизведанных разделов оптики — люминесценции.