Сергей Жаров

Жаров знал, о чём говорил. Венские концерты его научили многому. Он окончательно понял, что избрал правильный путь, применив новые подходы к современному хоровому пению. Он построил свой хор на новых принципах: ввел, например, подражание струнному оркестру. В музыкальных кругах России к этому новшеству относились с явно выраженным сарказмом. Поэтому предшественников у него не оказалось. Тонко воспитанная в музыкальном отношении венская публика сразу уловила новизну.

Кроме того, столичная музыкальная жизнь Австрии имела одну особенность. Если что-то происходило за кулисами Венской оперы, то тут же все продавцы, официанты, таксисты и владельцы мелких мастерских начинали оживленно болтать о том, что там случилось. В 20-е годы XX столетия ни одно музыкальное событие в Вене не могло быть не замечено.

Не осталось незамеченным и выступление казачьего хора. Австрийцы из уст в уста передавали, что господин Хеллер вывез из красной России удивительный хор, приговорённый к расстрелу. Импресарио лично выкупил его у Льва Троцкого за баснословные деньги, и, по всей видимости, золотом. Сделано это было только по одной причине: хор оказался уникальным.

И хор подтвердил эту легенду! Донские казаки пели так, как ещё никто никогда до них не пел. За их голосами были слышны стоны родины: казни, лагеря, расстрелы, дым пожарищ, пляски смерти и кровь… Особого эффекта Жаров достигал, когда одну половину хора заставлял петь открытым, а другую — закрытым ртом. Для особой окраски звука смело начал применять фальцет, тембрально отличающийся от грудного голоса и таким образом придававший хору необычно смелое звучание, при этом расширив его диапазон с обычных двух с половиной до трёх с половиной октав. Развивая партии первых теноров (фальцетистов) до предела ми второй октавы и опираясь на партии вторых басов (октавистов), певцы добились звучности смешанного хора: с одной стороны, звучали весёлые и переливчатые свежие голоса, с другой им вторили басы — ободряющие, солидные и спокойно-уверенные. Иногда казалось, что хор — это единое существо, дышащее одной грудью.

После Вены их ждал Грац, второй по величине и значимости город Австрии. И снова успех. Зал переполнен. Перед концертом билеты невозможно купить даже у спекулянтов. Выйдя на сцену, Жаров обомлел: все проходы вдоль стен плотно забиты народом: в первых рядах — австрийские генералы с жёнами, вверху — гул галерки. От испуга Жаров скупо, только одним кивком, приветствует собравшихся и поворачивается к ним спиной. Затем колючим взглядом смотрит на своих хористов, требуя от них сосредоточенности и полного внимания. Вид у певцов собранный и очень торжественный. Регент резко поднимает руки, они величественно замирают в воздухе — и вдруг нежным аккордом начинается пение. Сначала оно тихое, приглушённое, но уже через несколько секунд ширится, углубляется, неожиданно превращается в стихию и поглощает весь зал.

После первого номера на сцену не поднялся, а выбежал один из профессоров знаменитого университета Граца. Театрально воздев руки над головой, он закричал в зал:

— Австрийские жёны и матери! Что вы делаете? Вы слушаете этих людей, совсем недавно убивавших ваших братьев, отцов и детей! Опомнитесь! Это разорители нашей родины! Убийцы нашей великой империи! Давайте дружно покинем зал и не будем никогда в жизни их больше слушать.

Жаров, не знавший ни одного иностранного языка, обратился к одному из хористов:

— О чём он говорит?

— Нас хвалит, — ответил тот.

Жаров с благодарностью поклонился зрителям, потом отдельно австрийскому профессору и продолжил концерт, закончившийся оглушительным успехом.

А в Германии произошёл совершенно противоположный случай. Хор выступал в Штеттине (городе, где в 1729 году родилась русская императрица Екатерина Великая). На концерт пришло много немецких офицеров — участников Первой мировой войны. Им очень хотелось увидеть вблизи «варваров» — донских казаков, доставивших им так много неприятностей на полях сражений. Из-за кулис Жаров заметил, как в зал, поддерживая свою даму за локоть, вошёл седой, с породистым лицом отставной генерал в форме лейб-гусарского полка и устроился в ближайшей ложе. Больше половины зрителей встали, приветствуя его. Позднее Жаров узнал, что это знаменитый германский генерал-фельдмаршал Август фон Макензен, герой боев на Восточном фронте. В конце ноября 1914 года он командовал армией во время Лодзинской операции, когда в какой-то момент поставил русские войска в очень тяжелую ситуацию. Боевые победы Макензена стяжали ему славу «пожарного» — его стали направлять на самые ответственные и тяжёлые участки фронта. С 16 апреля по 15 сентября 1915 года он командовал 11-й армией, совершившей Горлицкий прорыв, известный в Германии не меньше, чем Брусиловский в России. Именно здесь и воевали основные донские казачьи части. Впоследствии войска Макензена взяли крепость Брест-Литовск, где позже большевиками был подписан унизительный для России мирный договор, а затем прославился как покоритель Сербии и Румынии.