Сергей Жаров

Когда Алексей Жаров умер, дети остались совсем без призора, и Гречухин обратился к городскому голове Шаронову с просьбой не дать пропасть «детям купца 2-й гильдии» и определить их в какое-нибудь заведение за казённый счет. Сначала Сергея хотели отдать в коммерческое училище, но, так как мальчик обладал замечательными музыкальными способностями и удивительным голосом и уже несколько лет пел на клиросе в местном соборе, решено было отправить его в Москву, в Синодальное училище церковного пения. Позднее туда же будут определены и младшие братья Павел и Василий.

По другой версии, записанной со слов Жарова и опубликованной Емельяном Клинским в 1930 году, когда Сергею исполнилось 10 лет, в 1906 году, отец решил отдать его в коммерческое училище в Нижнем Новгороде и сделать из него торгового человека. Снарядили подводу с шерстью, чтобы продать ее на Нижегородской ярмарке, и по почтовому тракту двинулись в Нижний. Это было первое настоящее путешествие Сергея. До этого он никогда не покидал Макарьев. Прощаясь с домочадцами, в отличие от бабушки, он не плакал, а, наоборот, с большим любопытством и трепетом всматривался в своё будущее. Дорога и неизвестность манили его, хотя он не понимал, куда и зачем его везут. Последнее, что он увидел в родном городе, было кладбище с густо разбросанными среди сосен и берез белыми крестами — место последнего упокоения его матери. Потом, уже далеко от дома, на прощанье, их догнал знакомый колокольный звон Макариево-Унженского монастыря. Вот и всё, что осталось в памяти от любимого города.

На следующий день за равниной, перехваченной сетью лесных холмов, остановились у Юрьевца, где отец встретил знакомых — изрядно выпивших костромских купцов. За рюмкой водки он изменил свои планы, решив отправиться с купцами в Москву. Так был сделан выбор: отдать Сергея не в торговое училище, а в Синодальное. К тому же принятое решение позволяло отцу оправдать поездку в Москву. Возможно, свою роль сыграло и то, что крёстный отец Сергея, регент церковного хора, давно советовал направить его по этому пути. Еще два года назад он разглядел в мальчике талант и упрашивал отца раздуть в нём искру Божью. В церковном хоре из двадцати певчих разного возраста Жаров выделился абсолютным слухом и чистотой голоса. Регент часто одаривал его конфетами, а иногда и алтыном.

Продав в Нижнем шерсть, отец запил с костромскими купцами, оставив Сергея без надзора. Мальчик оказался предоставлен самому себе. Бродя по городу, он впервые в жизни увидел электрический трамвай, но не испугался. Сноровисто забрался по ступенькам на площадку и поехал. Сколько времени путешествовал — не помнил. Однако, вернувшись на нижегородскую пристань, где отец кутил со знакомыми купцами, получил несколько увесистых подзатыльников за долгое отсутствие. Но это не раздосадовало его. Слишком всё было захватывающе интересно!

В трехосном пассажирском вагоне класса «микст» сине-желтого цвета, следовавшем из Нижнего Новгорода в Москву, отец с купцами продолжал пить. В Москве остановились на Тверской улице, в гостинице «Бристоль». В ближайшем ресторане, после нескольких кружек пива, пьяная компания начала экзаменовать Сергея, заспорив, примут его на учебу с Синодальное училище или нет. Потом костромичи вместе с отцом куда-то исчезли, оставив девятилетнего мальчика одного в номере и предупредив, что ночью они не вернутся.

— Если будет страшно — звони половому, — посоветовал один из купцов. — Он тебе чаю принесет.

Ночью действительно было страшно. Сережа несколько раз звонил половому, но, когда тот появлялся, всякий раз отказывался от чая.

Московское синодальное училище

Экзамены в Московском синодальном училище церковного пения, находившемся в управлении Святейшего Синода и расположенном на Большой Никитской, в доме 11, начинались утром. Отец, плохо знавший Москву, да к тому же с похмелья, потащил сына из гостиницы «Бристоль» в противоположную сторону. Потом еще несколько раз сбивался с дороги, но, слава Богу, пришли вовремя. Просторный зал, где проходили вступительные испытания, мог вместить без малого 800 человек. Жаров испуганно озирался. Чувствовалось, что в помещении прекрасная акустика: голос экзаменатора звучал непривычно громко.

— Читай «Отче наш»! — ласково обратился к мальчику протоиерей Кедров, принимавший в тот день экзамен.

— Не могу читать, — смущенно ответил Сергей. — Можно, я спою?

И, не дожидаясь ответа, запел. Больше его вопросами не мучили. Приняли безоговорочно, но, как оказалось, на свою голову. Учился он отвратительно. Способностей никаких не проявлял. И хотя был маленького роста и хлипким, слыл страшным драчуном и задирой. Был чрезвычайно обидчив и лез в драку при малейшем оскорблении или насмешке. В свободное время в гордом одиночестве лазил по московским крышам. Особенно любил крыши Синодального училища и Московской консерватории. Там, сидя на водосточной трубе, смотрел на звездное небо и мечтал о будущем, но, как оказалось, предугадать его не смог.