Серьги с алмазными бантами

– Вот, дорогая, это твой дед подарил мне на свадьбу. Сегодня я передаю это тебе, – торжественно произнесла Анастасия Илларионовна и протянула футляр Елене.

Княжна открыла крышку. В затянутых синим бархатом углублениях лежали изумительной красоты серьги. Два огромных густо-синих овальных сапфира в филигранной оправе крепились к дужке алмазными бантами. Этими серьгами Елена ещё в детстве любовалась на старом портрете, а теперь они перешли к ней. Княжна засмеялась от счастья и бросилась на шею Анастасии Илларионовне.

– Это действительно мне? О, бабушка, как я вас люблю!.. Можно я надену их прямо сейчас?

Княгиня помогла вдеть серьги в уши и залюбовалась: оттенённые сапфирами, глаза Елены засияли ещё ярче.

– Беги к гостям, моя хорошая…

Княжна кинулась в бальный зал, а потом в сад, где уже сверкало новое чудо – фейерверк. Разноцветные звезды взлетали вверх, вбок, крутились колесом, а напоследок в чёрном зимнем небе засверкала огромная буква «Е». Дети хлопали, визжали, свистели, их даже не пугало присутствие грозной княгини. Елена так радовалась, стоя рядом с сёстрами среди заснеженных яблонь Ратманово. Потом звёзды фейерверка погасли, сад исчез, и княжну, возможно уже навсегда, поглотила холодная чёрная тьма…

Стемнело: плотные сумерки упали на раскисшую от дождей дорогу почти мгновенно. Медленно бредущий Ганнибал тихо нёс свою ношу к деревне. Вдруг тишину взорвал стук копыт – из леса показались трое всадников. Пара минут – и они нагнали бредущего коня.

– Ваше высокоблагородие, смотрите, да тут паренёк. Не помер ли? – Усатый драгун подхватил под уздцы Ганнибала.

Молодой офицер в плотном плаще, под которым белел мундир кавалергарда, снял с лица бесчувственного всадника бесформенную от сырости шляпу и с жалостью признал:

– Да он избит сильно! Посмотри, Кузьма, какие синяки.

Всё лицо парнишки испещрили пятна. Жёлтые по краям и чёрно-лиловые в центре застарелые следы ударов обезобразили юное лицо.

– Небось малец потому и сомлел, – предположил усатый драгун.

Он потряс юного всадника за плечо, но только сдвинул неподвижное тело, и оно начало сползать.

– Ну, надо же! – расстроился Кузьма. – Да он сейчас упадёт.

– Давайте беднягу ко мне, я довезу, немного осталось, – распорядился офицер.

Кузьма и второй молчаливый драгун спешились и, сняв юношу с уставшего серого коня, посадили впереди своего командира. Офицер одной рукой прижал к себе безвольное тело, а другой натянул поводья. Кузьма взял повод серого жеребца и вскочил в седло.

– А конь-то до чего хорош, давно я таких красавцев не видел! Только уж очень измучен… Но ничего, выходим, – распинался словоохотливый драгун.

Офицер дал сигнал трогать, и маленький отряд двинулся к околице. Они свернули к одному из крайних домов и спешились. Пока командир спрыгнул с коня, Кузьма придержал бесчувственного юношу, а потом помог занести его в дом. Больного положили на широкую лавку у печи.

– Иди в штаб-квартиру и приведи доктора Власова, – приказал офицер Кузьме. – А Мирону скажи, чтобы серого жеребца хорошенько накормил и ноги его осмотрел.

Драгун отдал честь и вышел. Его командир скинул плащ, кивер и подошёл к жарко натопленной печке. Прислонившись к горячим кирпичам, офицер задумался. В этой избе, отведённой для постоя адъютантам генерала Милорадовича, он пока жил один. Его напарника отправили в столицу с донесением, так что пока граф Александр Василевский мог располагать адъютантским жилищем по своему усмотрению. Можно было оставить несчастного подростка на отдых, а потом нанять экипаж и отправить его к родным или в госпиталь.

«Правильно дядя говорит, что все ненужные проблемы липнут ко мне, как мухи к чаше с мёдом», – признал граф и, вспомнив своего любимого дядюшку, улыбнулся.

Решив, что паренька нужно раздеть и согреть, иначе простуда тому точно обеспечена, Александр расстегнул совершенно промокший плащ, вытащил его из-под неподвижного тела и бросил к печке. Так же быстро сняв сюртук, который смело можно было выжимать, он взялся за пуговицы рубашки. Под ней тело юноши оказалось замотано плотным куском холста, закреплённым ещё и широким поясом с металлической пряжкой. Граф начал её расстегивать и ребром ладони ощутил чёткий квадратный выступ. Он снял пояс и развернул холст. На теле, покрытом разноцветными разводами ужасных синяков, лежал большой кожаный мешок для бумаг. Граф взял его в руки и… остолбенел. Его сразу же обдало жаром: высокая грудь с поднявшимися от холода розовыми горошинами сосков не оставляла ни малейших сомнений в том, что он только что раздел девушку.

– Чёрт побери!.. – вырвалось у Василевского: по всему выходило, что на сей раз он влип очень серьёзно.

Глава четвертая Александр Василевский