Сергий Радонежский

«Какая прекрасная распря! — воскликнул по этому поводу Филарет Московский. — Распря едва ли не превосходнейшая, нежели самое согласие. Здесь смирение старшего сражается с любовью и покорностью младших — единственная брань, в которой ни одна сторона не теряет, а обе приобретают в каждом сражении! Как благополучны были бы общества, если бы члены их так же препирались между собою за сохранение подчиненности, а не за домогательства власти!»

Игумен

Рано утром Сергий и два инока вышли из ворот обители и отправились в неблизкий путь. Митрополит Алексий в то время находился в Царьграде по церковным делам и оставил вместо себя заместителем епископа Афанасия Волынского из Переяславля-Залесского.

По простоте нравов того времени епископ сразу же принял странствующих монахов и спросил; кто они, откуда пришли?

— Грешный инок Сергий — мое имя, — отвечал проситель, падая перед епископом на колени.

Афанасий Волынский очень обрадовался. Он много слышал о радонежском пустыннике, о его беспримерных подвигах и основанной им обители. Епископ поцеловал Сергия по-христиански и долго беседовал с ним. Сергий просил дать игумена для их обители и наставника монахам. Епископ его мягко укорил:

— Возлюбленный, всем обладаешь ты, а послушания нет у тебя. Следует тебе немощи немощных сносить, а не себе угождать.

Десять лет Сергий по великому смирению отказывался от священнического сана. Зато теперь все произошло просто и стремительно.

Епископ повелел ему принять игуменство. Сергий поклонился и сказал:

— Как Господу будет угодно.

Тут же Афанасий Волынский поставил его в иподиаконы и в иеродиаконы, на другой день облек в священство. А на третий день по желанию епископа Сергий сам служил литургию в Нагорном Борисоглебском монастыре.

Братия встретила нового игумена с ликованием. Для Сергия игуменство было только тяжким послушанием во благо его обители. Не по своей воле взвалил он на плечи этот крест, всегда избегая власти и чинов. Жизнь его мало изменилась, только прибавилось трудов и ответственности за иноков.

По-прежнему он первый входил в церковь и последним выходил из нее. Все долгие службы выстаивал, как свеча, не позволяя себе ни прислониться к стене, ни присесть. А между службами день его был заполнен черным трудом. По-прежнему служил он братии, «как раб купленный». Носил воду из ручья и оставлял у дверей келий. И дрова колол для братиев, чем очень смущал их. Они пробовали протестовать, но напрасно.

Игумен и зерно молол в ручных жерновах, и пек хлебы и просфоры, и варил кутью, или коливо. Кутьей в то время в церкви поминали всех великих святых. Особенно любил преподобный готовить просфоры. И тесто для просфор всегда сам месил, не доверяя никому из братиев, хотя многие желали бы помочь ему.

Не было такого дела, которого бы не знал игумен. Он и свечи скатывал, и кроил, шил одежду и обувь. А когда кто-нибудь из братиев умирал, он своими руками омывал усопшего.

И, неся такие труды, Сергий питался только хлебом и водою. Но до глубокой старости был очень здоровым и крепким, а «силу имел противу двух человек».

Каждую свободную от молитвы минуту служа другим, игумен желал хоть немного облегчить братиям суровую и скудную жизнь в глуши. Еще долгое время вокруг обители не было сел и деревень. Не было и хорошей дороги, только маленькая тропинка, терявшаяся в траве и буреломе, вела на Маковец.

Живя в таком отдалении от людей, братия часто терпели нужду в самом необходимом. Когда не было вина для совершения литургии, муки для просфор, фимиама для каждения, приходилось откладывать службу. Без свечей иноки привыкли обходиться, они читали и пели на вечерних богослужениях при свете березовых лучинок. Зато «сердца терпеливых и скудных пустынников горели яснее свечей».

В музее лавры до сих пор хранятся простые деревянные сосуды для совершения литургии. Их держал в руках сам преподобный! В то время у обители не было щедрых покровителей, не было и денег на покупку церковной утвари. Даже священные книги иноки переписывали не на пергаменте, а на досках и бересте.

Сергий не только легко переносил эти лишения, но и благодарил за них Господа. Братиев же приучал к монашеской нищете не наставлениями, а своим собственным примером.

В середине 1350-х годов пришел в обитель из Смоленска архимандрит Симон и «разрушил число двенадцать». С этого времени численность братии стала расти, обитель расширялась, слава ее крепла.

«Удивительный муж» Симон заслуживает особого упоминания. У себя на родине он пользовался известностью, накопил большое имущество, имел семью. Но вот дошли до него слухи о преподобном Сергии и радонежской обители. И так «воспламенился душой» архимандрит Симон, что продал свое имение, простился с храмом, в котором служил, семьей и родиной и отправился пешком в Радонеж.