Нужда и голод с годами забывались. Монастырь уже не был таким убогим, как прежде, благодаря дарам богатых паломников. Сергий запрещал просить, но он не запрещал брать подаяние, если оно дается от чистого сердца.
Благосостояние обители росло, она расстраивалась, пополнялась иноками и могла уже сама помогать нищим и убогим. Никто из просящих и нуждающихся не уходил из обители без помощи. И только игумен ее оставался таким же, как и прежде, — нищим, равнодушным к одежде и еде и другим благам. И зимой и летом носил он одну и ту же рясу из грубой неокрашенной сермяги, ветхую, перешитую, иногда с заплатами.
Как-то завалялась в обители половинка сукна негодного, плохо сотканного. Никто из братиев не хотел его брать. Ведь богатые богомольцы дарили им нарядное немецкое сукно — мягкое и ярких цветов.
Так то гнилое сукно переходило из рук в руки, обошло семерых, пока не попало к игумену. Сергий, нимало не смутясь, скроил себе рясу, сшил, а надев, уже не хотел расставаться с ней. И носил целый год, пока гнилая ткань не распалась у него на плечах.
Иноки так привыкли к облику своего игумена, что не замечали его нищенской одежды. Но многие паломники, приходившие издалека, чтобы только взглянуть издали на знаменитого старца, поклониться ему, испытывали сильное потрясение и разочарование при виде преподобного. Привыкшие, как большинство мирских, встречать людей по одежке, они ожидали увидеть святого мужа во всем величии и славе, окруженного толпой слуг и рабов, допускавших к старцу только князей, да бояр, да прочих именитых людей.
Однажды из дальних краев пришел в обитель простой крестьянин с надеждой получить у преподобного Сергия совет и благословение. Не без страха и трепета просил он у иноков показать ему этого славного и мудрого старца, о котором он столько слышал. Братия кивали на огород, где преподобный в это время трудился над грядками.
— Подожди немного, игумен сейчас выйдет, — отвечали они крестьянину.
Он же в большом нетерпении не мог долго ждать, приник к щели в заборе и заглянул. На огороде никого не было, кроме убого старичка нищего, рывшего заступом землю.
«Этот старик даже иноком быть не может, — рассудил сам с собою крестьянин. — Все на нем худостно, все нищетно, все сиротинско; это, наверное, какой-то бедняк, трудник в монастыре, который за еду помогает братиям возделывать огород».
И крестьянин, постояв у калитки, снова стал приставать к братиям, требуя показать ему игумена.
— Мы же указали тебе, если не веришь, спроси у него сам, — отвечали иноки.
— Я издалека шел, надеясь увидеть святого и пользу получить, а вы надо мной глумитесь, — сетовал крестьянин. — Я еще не впал в безумие, чтобы принять этого убогого старичка за Сергия, знаменитого чудотворца и пророка.
Иноки обиделись и хотели прогнать невежу из обители, да Сергий не позволил. Не дождавшись поклона от крестьянина, он сам ему поклонился до земли и похвалил за то, что тот так о нем подумал:
— Ты справедливо рассудил, чадо, обо мне, а они все ошибаются.
Так они разговаривали, когда в обитель прибыл некий князь с большой свитой бояр и слуг. Игумен вышел навстречу гостям. Князь упал ему в ноги, попросил благословения. Сергий его ласково поцеловал и усадил рядом с собой. А вся свита и иноки почтительно стояли вокруг.
Странно было видеть их вместе — князя, во всем его блеске и славе, и нищего старика в рясе с заплатами. Крестьянин снова спросил у княжеского слуги:
— Кто этот чернец рядом с князем?
— Ты что, не здешний? Не знаешь преподобного отца Сергия?
Тут на крестьянина наконец нашло просветление. Ему стало стыдно и горько за свое недостойное поведение. Дождавшись, когда уедет князь, он просил у Сергия прощения за свое неверие. Преподобный его утешил и побеседовал с ним.
Крестьянин был так потрясен смирением и добротой святого старца, его равнодушием ко всем мирским благам, что вскоре вернулся в обитель и попросил постричь его в монахи.
Все считали его одним из пророков», — писал о своем учителе Епифаний.
Так же, как дар чудотворения, пророчество или прозорливость проявились в Сергии постепенно, с годами, сначала в малом, потом в великом. Рано он научился видеть все тайные помышления и устремления людей, ничего не возможно было, скрыть от него. Но позже дано было ему прозревать и будущее каждого человека, его предназначение.
В самом начале игуменства преподобного его брат Стефан привел в монастырь своего младшего сына Ивана. Иноки думали, что двенадцатилетний мальчик останется в обители и долгие годы будет под опекой дяди постигать нелегкую науку монашеской жизни. Обычно Сергий не торопился постригать послушников, давая им время на испытания.
Каково же было удивление братии, когда на другой день игумен без колебаний постриг племянника и дал ему новое имя — Федор. Некоторые даже втайне пожалели ребенка, которого отец и дядя не пожалели, с малых лет отдав Богу.