— Ничего, зато я понимаю. Я уже начал, но мне не хватает базовых знаний. У меня есть куча рецептов, как сделать некоторые вещи, но что именно они делают и как, я не знаю. Я так не привык. Я должен знать, что происходит при том или ином моём заклинании.
— Хм-м, тогда ладно. Раз так, беру тебя в ученики. Тем более, если ты будешь здесь, эти ребятки Князя больше не полезут. Ты же защитишь девочку? — хитро подмигнул он мне, косясь на девушку.
— Уже защитил, — пожал плечами я, — Князь вас больше не побеспокоит… эта мразь вообще больше никогда и никого не побеспокоит. Как и ещё двенадцать бандитских группировок Москвы, о которых он и его люди знали.
— Ты, может, это… — забеспокоился он, — ну… не выходи на тропу войны?
— Мои клоны только что вытащили из подвалов троих молоденьких девушек лишь на пару лет старше вашей внучки, которых эти уроды уже третий месяц беспрестанно избивали и насиловали. Я их полностью вылечил, дал денег и отпустил. Прохор Потапович, простите, но это уже принципиально. Я могу их остановить. Я могу прекратить этот кошмар, и я его прекращу. Знать о том, чем занимаются эти твари, быть способным легко это прекратить почти без усилий и проходить мимо, закрывая глаза, отговариваясь отмазками, типа “всем не помочь” или “это не моё дело” и не помочь девушкам, которых эти уроды пытали, такое выше меня. Так что давайте сразу договоримся. Пройти мимо я не смогу. Да, в общем-то, уже не прошёл. Могу только пообещать вам не рассказывать и не показывать этого ужаса. Вы останетесь полностью изолированы от всего.
Он тяжело вздохнул и отвернулся.
— Не нравятся мне убийства. Не нравятся.
— Дедушка! — это вступила в разговор Ая. — Да этих уродов всех сгноить надо! Нелюди они! Нелюди и мрази!
— Всё равно не люблю я этого, — пробубнил он.
— Так я вас и не заставляю это делать. Это сделал я.
— Ты так легко убиваешь людей.
— Я же уже говорил. Людей там не было, Прохор Потапович.
— Всё равно… — тяжко вздохнул он.
— Вот не пойму я, что за дурацкий подход у вас. Я бы понял, если бы вы и я были обычными людьми. Не магами. Слабыми, обычными потребителями. Тогда ещё как-то можно было бы смириться с этим. Но почему, почему мне нужно закрывать глаза на такое? Они взяли в руки оружие. Они решили, что им всё дозволено. Они напали на Аю и, как я понимаю, уже не впервые. Эти сволочи решили, что раз они вооружены, и они сильнее, им разрешено ломать судьбу молоденьким девочкам?
Я прошёлся из стороны в сторону.
— Но раз так, то почему я не смогу решить, что они не достойны жизни и эту жизнь отнять? Кто дал им право, и почему это у них это право есть, а у меня его нет?
— Ну есть же власть, суды, прокуроры, и это их дело, это они должны решать.
— Ну хорошо, оставим такой философский вопрос, а кто же дал власть этим судам и прокурорам, и почему это именно они должны решать? Слишком этот вопрос сложный и всеобъемлющий. Спрошу другое. В условиях, когда та самая власть полностью или частично не работает. Суды парализованы. Власти в растерянности. Чиновники насквозь коррумпированы, что делать? Что вы должны делать? Вот что будет, если вы пойдёте и принесёте заявление во власть. В вашу… как её там… милицию?
— Пф-ф… да приносили уже. И не раз. Ничего они не сделали, — послышался голос Аи.
— Вот и я о чём. Мне что, плюнуть на всё, повернуться к таким “хозяевам жизни” спиной, снять штаны и нагнуться, чтобы им было удобно меня поиметь в задницу? Включить психологию забитого раба? Закрыть глаза и уши? Убежать? Спрятаться, чтобы до меня не достали? Продолжать смотреть, как по вине нескольких сотен моральных уродов страдают миллионы, и надеяться, что вот ко мне не придут? Да с чего это вдруг? Гораздо лучше будет, если я их всех закопаю, причём демонстративно. С кровищей на стенах и на потолке. С кишками, развешанными по окрестностям. С головами, насаженными на пики. Так, чтобы когда другие бандиты, убийцы и моральные уроды только подумают сделать нечто похожее, у них от ужаса тряслись поджилки, и сразу становилось мокро в штанах. Чтобы знали, что следующая голова, насаженная на пику, будет оторвана от их тела. Чтобы десять… сто раз подумали, перед тем как продолжать.
Прохор Потапович ещё раз тяжело вздохнул, однако в эмоциях у него царил раздрай. Он понимал, что я полностью прав, но его натура противилась этому. Ну так он не воин. Его никто это делать и не заставляет.