Серия «Гиперборейская чума» [3 книги]

Выслушав пару медицинских советов, он двинулся назад. "Разложили ребята мочалку или еще нет?" — пришло ему в голову. Он торопливо вернулся к киоску, где, краснея, ткнул пальцем в презервативы и на пальцах же сперва попросил три, а потом, подумав, целых пять. Обратно он шагал чуть быстрее. Воображение пошло вразнос — должно быть, от удара. Первым, конечно, будет Серый, думал он. А потом я. А потом ей понравится. А потом отдадим пээмгэшникам с собакой. А в бидоне, наверное, мед…

Дверь, к его удивлению, была открыта. Мочалка, освобожденная всего лишь от рюкзака, сидела на стуле, закинув ногу на ногу. Сержанты стояли по стойке "смирно", а Серый, красный и мокрый, сидел за своим столом, выглядывая из-за половины осетровой туши, — но тоже по стойке "смирно". В руке у него была телефонная трубка.

— Извиняйся, Васька, — пробормотал он, отводя взгляд. — Извиняйся, пока не поздно.

В контуженном мозгу Агафонкина мелькнула было мысль, что мэр наконец-то дал приказ метелить черных, а они сдуру поступили наоборот. Потом — что напоролись на спецназовку, выполнявшую спецзадание, и тем самым сорвали спецоперацию. Потом…

— Так мы это… Прощения просим, — сказал он. — Чтобы без обид, значит…

И потрогал закаменевшую половину лица.

Девушка улыбнулась.

— Ираида, — сказала она застенчиво и протянула ладошку лодочкой.

Затмение все не оставляло Агафонкина, и он совершенно неожиданно для себя и впервые в жизни поцеловал женщине руку.

— Редкое у вас имя, — заискивающе подал голос из-за стола лейтенант.

— Обыкновенное имя, — сказала воительница. — У нас каких только нет имен! Есть Препедигна. Есть Феопистия…

Тем временем отозвался телефонный собеседник лейтенанта.

— Да! — закричал Ситяев. — Подойдет! Ну что ты!.. За мной не заржавеет! Спасибо, Мохнатый! Спас, можно сказать!

Он положил трубку и, расплываясь в улыбке, сказал:

— Сейчас будет машина. По высшему разряду доставят. Вы уж Евгению Феодосьевичу про недоразумение это глупое не говорите… Рыбку вам ребята сейчас упакуют…

Вместо ответа Ираида извлекла из-за пазухи огромный нож в шитых бисером ножнах. Агафонкин попятился было, но девушка повернулась к столу и одним махом отвалила толстенный желтый ломоть осетрины.

— А то совсем вы тут заморенные, — пояснила она.

— Значит, так, — сказал лейтенант. — Подойдет белый "Линкольн-Континенталь". Ребята вас проводят…

Кирдяшкин и Викулов волоком подтащили рюкзак к столу и вставили в него осетра. Лейтенанта передернуло. Ираида поднялась, взяла со стола сумочку, изгвазданную в рыбьей слизи, сунула ее в карман рюкзака. Потом сгребла лямки в горсть и легко закинула сооружение на плечо, подхватила свободной рукой бидон и улыбнулась Агафонкину.

— Я же вас не со зла пазгнула, а с перепугу, — сказала она. — Я живых-то негров только по телику и видала. А чтоб так — нет.

— Бывает, — охотно согласился Агафонкин.

Когда таинственная незнакомка удалилась со своим эскортом, скорее декоративным, сержант вопрошающе уставился на лейтенанта. — Ну, Васька, — сказал Ситяев, — не верил я в бога, а сегодня пойду и свечку поставлю. Как меня надоумило на это письмо посмотреть!

— Какое письмо?

— Которое в сумочке было.

— А кто она такая? Шмара бандитская?

— Не-ет, Вася. Что ты! Бандиты — они нормальные, понятие имеют… они ведь почти такие же, как мы, с имя завсегда можно договориться. А вот ты про… — Ситяев сглотнул, — про Коломийца слыхал?

— Ну, — сказал Агафонкин, внутренне холодея. — Который пули не боится?

— Так вот она — его племянница!

— Ёпрст! — сказал Агафонкин и сел. — А я уже гондоны купил…

И они потом долго истерически хохотали, показывая друг на друга пальцами.

ГЛАВА 2

В молодости зырянская колдунья нагадала царю Ивану Васильевичу, что умрет он в Москве. Из этого, к сожалению, вовсе не следовало, что в любом другом городе царь будет жить вечно. Но Москвы грозный царь, как известно, не любил и в особенно тревожные времена старался держаться от стольного града подальше.

Видимо, именно поэтому венценосный безумец и решил перенести столицу своего государства в Вологду и даже предпринял для этого некоторые меры. Кроме того, из Вологды легче было добраться морским не замерзающим в те времена путем до самой Англии, что и было главной мечтой жизни Ивана Васильевича. Сам он себя русским человеком не считал, возводя свою родословную к римским императорам, а Британия представлялась ему прямой наследницей Рима. Царь грезил стать супругом тамошней королевы-девственницы Елизаветы, регулярно посещать театр "Глобус" и, может быть, даже познакомиться с самим сочинителем Шекспиром. Ему, владельцу и главному читателю одной из лучших библиотек тогдашнего мира, было обидно, что в Англии уже написаны "Гамлет" и "Сон в летнюю ночь", а в его державе свежими бестселлерами считались "Сказка про Ерша Ершовича, сына Щетинникова" да "Повесть о бражнике, како вниде в рай". Оттого он и лютовал над своими подданными — надеялся, видимо, что Шекспир прослышит про его злодеяния и напишет хронику "Кинг Джон оф Москоу", из которой все поймут, что Ричард Третий в сравнении с ним — пацан и хлюпик.