Серия «Литературные раритеты» Жан-Пьер Абель-Ремюза. Записки о жизни и взглядах Лао-цзы. Томас Уоттерс. Этюды о китайской философии: Лао-цзы

Кларосский оракул называет 'I?? самым могущественным из всех богов. С некоторой долей вероятности предполагается, что знаменитый ?????????78 Пифагора был невыразимым древнееврейским тетраграмматоном; последний, по крайней мере, вполне мог быть символом идеи, которую Пифагор связывал со своей четвёркой, принципом всего сущего, ??????? ??? ?????? ????????79.

Наконец, происхождение знания, которое язычники должны были иметь об имени Иегова, можно проследить ещё дальше, видя в нём корень имени Iovis, используемый либо в косвенных падежах Юпитера, либо в прямом падеже, чему мы находим много примеров, или даже как корень имени Юпитера, Iovispiter.

Примечательно, что наиболее точную транскрипцию этого знаменитого имени можно найти в китайской книге, ведь Лао-цзы сохранил замысел, который греки не смогли выразить буквами своего алфавита. С другой стороны, в «Дао дэ цзин», как и в большинстве древних книг, тетраграмматон сокращен до трёх букв. Это, несомненно, не имеет никакого отношения к произношению, поскольку, судя по всему, последняя ? из имени ???? не артикулировалась. Тем не менее, я склонен полагать, что это изменение столь священного имени, которому придавалось такое большое значение, произошло не случайно и не является результатом произвольного искажения.

Неужели философы, к какому бы народу они ни принадлежали, давшие Платону и Лао-цзы идею своей триады, не могли попытаться обозначить её символически словом из трёх букв либо представляющим три периода существования того, кто есть, кто был и кто будет80, либо три его главных атрибута – бытие, разум и жизнь! Не являются ли размышления гностиков о формировании имени IA? грубым подражанием этому первобытному изменению, смысл которого формально выражен в отрывке из «Дао дэ цзин»?

Каким бы ни был ответ на эти вопросы, факт наличия еврейского или сирийского названия в древней китайской книге, неизвестный до сих пор, достаточно необычен, и он вполне обоснован в данном тексте, хотя многое ещё предстоит сделать, чтобы удовлетворительно его объяснить.

Это существенный момент, на котором я не могу настаивать: ведь в крайнем случае можно было бы сохранить сомнения в отношении более или менее неясных пунктов учения либо более или менее туманных метафизических отличий, которые, должно быть, ещё в те отдаленные времена распространились по различным регионам и происхождение которых ещё долго будет оставаться неопределённым.

Однако поистине характерной чертой является это имя, так хорошо сохранившееся в «Дао дэ цзин», что можно сказать, что китайцы знали его лучше и транскрибировали точнее, чем греки – мне кажется невозможным сомневаться в том, что это имя в такой форме возникло в Сирии, и я считаю его бесспорным признаком того пути, по которому идеи, которые мы называем пифагорейскими или платоновскими, достигли Китая.

Действительно, если мы попытаемся определить, от кого Лао-цзы мог почерпнуть идеи, изложенные в его книге, то в силу различных соображений мы выйдем на страны, откуда эти идеи, по всей видимости, исходили.

Лао-цзы путешествовал краям, находящимся на западе от Китая, в регионе Балха, возможно, в Персии или даже в Сирии; но, по мнению наиболее осведомлённых авторов, это было после того, как он опубликовал свою книгу, и он уже никогда не возвратился на родину. Таким образом, по мнению этих авторов, он сформировал своё учение не во время путешествия.

Но разве он не заимствовал учение из западных стран? Какой мотив мог побудить его в конце жизни отправиться так далеко от Китая, в неизвестные земли? Не искал ли он объяснения и развития тех принципов, которые были стали известны ему ранее? Не возвращался ли он, подобно Пифагору и Платону в их путешествиях в Египет, к тем источникам, из которых были почерпнуты идеи, которых они придерживались?

Если верить даосам, душа Лао-цзы прежде бывала в царствах к западу от Персии, где преподала учение об изначальном разуме. Не является ли эта легенда пережитком некой традиции, связанной с происхождением этого учения? Перед своим путешествием Лао-цзы знал название ИХВ: узнал ли он его от евреев, которые в то время распространились по всей Азии в результате рассеяния племён и могли добраться до Китая? Или он узнал его от апостолов какой-то неизвестной нам восточной секты, к которой также должны были принадлежать философы, бывшие учителями или предшественниками Пифагора?

Всё это неопределенные и очень смутные предположения: мы должны, однако, выбирать между ними, чтобы объяснить факт, который, взятый сам по себе, вполне установлен и, кажется, не вызывает никаких сомнений.

Впрочем, эти перевоплощения, которым подверглась душа Лао-цзы, прежде чем оживить его тело, являются первой чертой сходства, которое не может ускользнуть ни от кого, между Лао-цзы и не менее известным западным философом, жившим примерно в то же время.