Серия «Рассекреченные жизни»

— Мы, верные ученики Насера и его убежденные последователи, полностью владеем ситуацией в стране. Управлять будем мы, а Садат будет скорее представительствовать. У нас в руках все: и армия, и партия, и органы безопасности…

Однако коварство Садата сторонники Насера явно недооценили. 13 мая 1971 года он без единого выстрела, без всякого кровопролития переловил их поодиночке, посадил за решетку и объявил заговорщиками и врагами нации. Продержал их Садат в местах заключения ровно столько, сколько было нужно, чтобы они стали для него полностью безопасны ввиду изменения строя и прихода новых лиц в армию, органы госбезопасности и ключевые министерства. По иронии судьбы, как писала какая-то каирская газета, Шаарави Гомаа был водворен в тюрьму, на дверях которой красовалась

131

мемориальная доска с надписью, что тюрьма открыта в присутствии и с участием министра внутренних дел Шаарави Гомаа…

Обстановка в Каире накануне и в день похорон Насера была взрывоопасная. Сотни тысяч людей хлынули из провинций в столицу. Были прорваны кордоны армии и полиции. Ожидались массовые беспорядки. Сложилась опасная ситуация. В центре Каира Нил разделяется на два рукава, образуя два больших острова — Гезира и Рода. Чтобы уменьшить столпотворение и давку, мосты, соединяющие различные части Каира с этими островами, были разведены. Встал вопрос, как нам добраться к месту прощания с Насером и как определить свое участие в траурной процессии. В посольстве царили суета и неразбериха. А Косыгин оставался неизменно спокойным и терпеливым и лишь требовал от нас реальной оценки обстановки и предложений о дальнейших действиях. Я все время звонил в МВД и Службу общей разведки и пытался прояснить ситуацию. Среди получаемых ответов был и такой: «Обстановкой не владеем!» Обсуждали вариант использования советского вертолета, но египтяне нашли лучший вариант — добраться до расположения бывшего Высшего совета революционного командования на катере по Нилу, благо резиденция нашего посла, в которой размещался Косыгин, находилась прямо на набережной. На катере за нами прибыл ведущий египетский журналист, многолетний советник Насера Мухаммед Хасанейн Хейкал, как всегда деятельный, собранный и уверенный в себе. А дальше мы уже без приключений добрались до места назначения.

Третий и последний раз продолжительное общение с А.Н.Косыгиным имело место также в условиях кризисной ситуации, во время октябрьской войны. Советский премьер прибыл в Каир 16 октября 1973 года, чтобы разобраться в обстановке и доложить руководству СССР о наших дальнейших шагах. Это был уже другой человек. За три года он очень изменился. Сдал. Постарел. Стал плохо слышать. Его доклады Брежневу по несовершенному секретному телефону было мучительно наблюдать. Из-за плохой слышимости, технических неполадок разговор напоминал диалог глухонемых. Поэтому основная информация о переговорах с Садатом шла, конечно, шифротелеграммами.

132

События октябрьской войны многократно описаны, и нет смысла возвращаться к этой теме. Первоначальный успех Египта из-за нежелания Садата продолжать войну и протянуть руку помощи Сирии сначала привел к топтанию египетской армии на месте, а затем закончился поражением, которое было названо победой.

А.Н.Косыгин ежедневно встречался с египетским руководством во дворце Кубба, где он жил, а потом ехал в посольство докладывать в Москву о результатах переговоров и о развитии событий. Откровенных бесед с Садатом не получалось, и после действительно теплых отношений с Насером Алексей Николаевич никак не мог привыкнуть к насквозь фальшивому Садату, чего и не скрывал в разговорах с сотрудниками посольства. Иногда он выезжал из Куббы в посольство по два раза в день. В городе автомобильные пробки, из-за затемнения машины двигались медленно. Поездки эти для Косыгина были утомительными. Во всех перемещениях по городу сопровождал Косыгина я. Несмотря на усталость от переговоров, Алексей Николаевич постоянно расспрашивал меня о египетской действительности — не только о политике, но и о быте, нравах, религии, языке и тому подобное.

По возвращении во дворец уже поздно вечером Косыгин имел обыкновение минут двадцать гулять по дворцовому парку, и во время этих прогулок беседа продолжалась. Здесь он уже отвлекался от политики, от арабского мира и переключался на более интимные темы. Говорил он и о своем возрасте, о состоянии здоровья, о необходимости не поддаваться наступающим недугам и немощам. При этом он распрямлял плечи, словно показывая, как надо это делать. На второй этаж дворца он тоже пытался быстрой, молодцеватой походкой подниматься по лестнице, минуя лифт.

— В следующем году мне будет семьдесят лет — это уже много.

Я, естественно, говорил какие-то ободряющие слова. Несколько раз он рассказывал, как И.В.Сталин поручил лично ему сопровождать де Голля, когда тот впервые приехал в Советский Союз. И то, что речь шла о де Голле, и то, что это было личное поручение Сталина, Косыгину, по-видимому, было приятно вспоминать. Однажды, уже совсем неожиданно,

133