— Отпусти меня, — произнесла Пэтти, — я никому ничего не скажу. Обещаю. Кроме того, даже если я и проболтаюсь, кто поверит наркоманке как я, верно?
В его взгляде появились искорки веселья, когда парень осматривал Пэтти сверху донизу, внимательно изучая.
— У меня есть ребенок, — произнесла девушка, надеясь надавить на него на более глубоком уровне, — ее зовут Сара, и она — это все, что у меня есть в этом мире, а я — это все, что есть у нее. Прошу, не причиняй мне боли, отпусти меня к моей малышке.
— У тебя есть ребенок, а ты по-прежнему продаешь свою задницу и делаешь минет? — спросил он, немного насмешливым тоном, но в этом был скрыт некий признак того, что данный факт стал для парня откровением.
— Да, моя малышка. Сара, — напомнила Пэтти ее имя, — ты можешь проверить мой телефон, у меня есть тысячи ее фото.
— Тогда как ты пришла к такой жизни? — спросил парень, проводя рукой вдоль ее дрожащего избитого тела.
— Тот кусок дерьма, на которого я работаю, — сказала Пэтти, выкладывая все на чистоту, в надежде, что заслужит своего рода ответную симпатию, — Джейсон, он был моим сутенером и парнем.
— Он был твоим парнем и позволял тебе трахаться с другими мужчинами?
— Он заставлял меня, — сказала Пэтти, — я никогда не хотела этого, особенно поначалу, но Джейсону нужны были деньги. Наркотики просто сделали все немного проще для меня.
Парень еще раз окинул ее взглядом и нахмурил лоб, будто бы глубоко задумавшись.
— Боюсь, твои дела не пойдут на поправку, — наконец-то сказал он, — мне нужно держать Зверушку живой, а ты мне в этом поможешь.
Он подошел к тумбочке и открыл несколько выдвижных ящиков. Вытащив целый набор различных на вид инструментов, он положил их на передвижную тележку, по типу тех, что использовались в операционных комнатах.
Сначала Пэтти начала плакать и хныкать, но пока он работал, готовя что-то для нее, ее плач перешел в полноценные рыдания.
— Пожалуйста, не надо, — сказал он, обернувшись. Парень был так красив, так хорошо сложен. А его глаза, они были такими прекрасными, душевными и нежными. Они абсолютно скрывали того монстра, что таился внутри. Эти мысли остановили плач девушки.
— Прости, — сказала она. — Я скучаю по своей малышке. Я так сильно люблю ее.
— Так же как и я люблю Зверушку, — сказал мужчина, толкая тележку ближе к столу. Пэтти повернула голову и смогла разглядеть ряд ножей, веревок и некоторые вещи, название которых она не знала.
Девушка завыла, когда парень взял длинный, тонкий нож и поднес его к ее щеке.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — не нужно этого делать.
— Прости, — повторил он, — но мне это нужно. Мне необходимо это, или же я убью ту единственную женщину, которую смог полюбить. А мы ведь не можем этого допустить, верно?
Пэтти изо всех сил пыталась не закричать, когда он начал резать ее, но рыдания вырывались сами по себе, а сознание затопила мысль, что в те моменты, когда ты думаешь, что жизнь дерьмо… все становится гораздо хуже.
Гораздо хуже.
ГЛАВА 2. Джуд
Я применил минимальное давление на ее плоть и наблюдал, как разделилась ткань, как хлынула кровь, измазывая лезвие ножа. Это было похоже на живопись, а я был художником.
Я оставил ее на столе, после того как ударил битой, но последний эпический провал вынудил меня вернуться к ней так скоро. Я уже направлялся домой, после долгого абсолютно непродуктивного дня на работе, но решил проверить состояние девушки.
Я собирался дать ей немного еды и питья, плюс набросить на нее одеяло, но один взгляд на ее тело мгновенно возбудил меня.
Она была так похожа на Зверушку много лет назад.
Ее уязвимость опьяняла. И я решил немного поиграть, перед тем как вернуться домой к Зверушке и ее постоянной потребности в самоутверждении.
Девушка издала звук, словно напуганный маленький ягненок, в этом звуке невозможно было разобрать слова, скорее просто стон боли и отчаянья.
Я не знал, что она была матерью. Было что-то отталкивающее в убийстве женщины, принесшей в этот мир ребенка. Не знаю почему.
— Не шуми, — сказал я, лаская ее грудь кончиком ножа. Я сражался с желанием всадить нож ей в горло и трахать, пока артериальная кровь будет брызгать на пол. Но девушка была мне нужна, чтобы держать Зверушку живой так долго, чтобы я смог вернуться к полноценной нормальной жизни.
Зверушка, Вероника, Ронни.
Я не знаю почему, почему не разгадал секрет еще тогда, когда она назвала мне свое имя. Возможно из-за того, что прошло слишком много лет. Или может быть, в тот момент я был слишком сосредоточен на пульсирующей плоти ее горла или ее завораживающих глазах, и не смог вспомнить.
Вероника Лапьер, дочь Иоланды… моей бывшей няни. Я вырос, будучи опекаемым целой вереницей нянек, они сменялись одна за другой, так как не могли вынести меня; в раннем детстве я был трудным ребенком. Никто не задерживался надолго.
Иоланда была с нами дольше всех, от моего десятилетия и до двенадцатилетия.
Вы, наверное, хотите спросить, зачем двенадцатилетнему ребенку няня? К этому моменту няня исполняла больше защитную функцию.