Серое небо асфальта

— Ну ты сравнил! — Димка несогласно скривил губы.

— А что? Нет, ну я согласен, конечно, Платон — философ, его миру две с половиной тысячи лет, а не каких-то… девяносто! Но он не мог стать кровожадным властолюбцем уже потому, что мечтал о другой власти — над смыслом, пусть это звучит пафосно, пусть утопично, но мечтал и, рассуждая, сознавал: что есть власть над людьми? и как опасен этот путь для души! Потому и считал, что управлять государством способны, достойны, лишь мудрецы! Но Ульянов… — борода Демиурга поднялась подбородком и встала дыбом на сгибе упрямства…

Тело Димки, его лицо, болели… ныли… тупо, назойливо… но вызванное этим раздражение не помешало удивиться высшему умению упрощаться, чтобы быть понятным. Он принял разумом и сердцем, рассуждающую, вставшую дыбом, напротив, бороду, единственно смутившись, опять же, эмоциональным проявлениям, казалось бы, безэмоциональной сверхсубстанции.

— Транцендентные, трансатлантические, трансальпийские, транслитерационные атланты! — его раздражение всё же прорвалось. — Вы просто длинные и здоровенные, не высокие и не борцы, вы проиграли… виктимные дылды, внеся в мир высокоразвитых, но смертных, вирус сострадания, совести… — с досадой крикнул он и запнулся… вдруг подумав: стоит ли перечислять вирусы? и о чём, бишь, его крик? и отказался, уже потому, что понял: устал бы! и вообще… болен! Он посмотрел на энергично кивающего всесторонними волосами, что-то доказывающего собеседника и подумал: — Зря!.. Зря не выслушал посланца до конца, побежав за своими, бьющимися в лихорадке, мыслями! Какого ни есть, а посланца, и пропустил, наверное, много интересного! Но бесполезного!" — стрельнула в голову спасительная провокация, и захотелось ей поверить. Верить — хотелось, верить — спасало, думать — мешало! Дима устал думать, раньше улыбаться, усталость, как таковая, липла к всеобщему осязанию бытия, и с этим нужно было бороться! Бороться… опять борьба, беспокойная суета…

— Ненавижу! — закричал он, и только потом испугался собственного звука, когда увидел лицо оторопевшего Демиурга. — На хрена я тебя придумал? — он сказал это тише, но с чувством, почти со слезой и… слюнями. Их много накопилось, липких, наверное, жёлтых, таких засушливых, как ветры пустыни. Он представил свой рот планетой и разместил в нём: самум дыхания, барханы нёба, оскалы зубов, Кордильеры дёсен… Его рука снова потянулась к бутылке… Странно, в рот не упало ни капли из перевёрнутого пластика…

— Не понял?! — Дима осуждающе взглянул в сторону гостя…

— Что? Ой… извини!

Вода хлынула неожиданно, и Дима чуть не захлебнулся.

— Вечно ты не вовремя!.. — психанул он и размазал пролитую влагу по лицу.

— То, что ты неблагодарный и глупый я уже понял давно! — попытался обидеться Демиург, но как-то неубедительно, что видимо было невозможно в его программе.

— Какого тогда лазишь? — Дима потянулся за бутылью и снова отпил чужой помощи.

— Ботхисаттва… положил почему-то на тебя глаз! — Дема виновато сжался ключицами.

— Витя, что ли? — Димка рассмеялся. — Алкаш? — он спрятал улыбку. — Ты, кажется, меня разыгрываешь? Почему ты вообще видишь в нём Ботхисаттву? Он неплохой товарищ, но стал им именно тогда, когда я снизился до него! Почему?

— Поднялся! Кстати! Не думаешь, что поднялся? — Демиург грустно изогнулся усами. — Какой к Тартару полёт, о чём ты мечтаешь, не освободив внутренность кости, но главное кишечник головы! Где ты видел, как летает мешок с дерьмом? Где?

— В Караганде! — психанул Дима. — Слушай, ты — необходимость, возвращайся к тому, зачем пришёл и отвянь… раритет философии! Сколько можно об одном и том же? — он кричал… это завело ещё больше, и добавило громкости…

— Ты видишь, мне больно! — он потрогал уголки раззявленного вопросом рта и увидел на кончиках пальцев кровь. — Посмотри… тело моё страдает, губы кровоточат, меня пытали, а ты!..

— Ты ещё не знаешь что такое — пытка! — отдалившийся голос, еле-еле прозвучал в голове и Дима повернулся на недослышанное…

— Пардон?!

— Тебя ещё не пытали, тебя чуть-чуть побили, и всё!

— Но за что? Кстати, ответь, ты ведь всё-таки сверх субстанция, хоть и прост! — Димка вспомнил шараду, которую отгадать был не в силах. Он, конечно, догадывался, что ему вобьют в голову отгадку рано или поздно, но ведь вобьют! Такая тупость пугала, раньше его за это не били, даже розог не помнил. Отец обходился увещеваниями, мать, иногда, гоняла ремнём вокруг стола, но…

Демиург сочувственно кивнул, но отвечать на риторический вопрос, видимо поленился и продолжил затронутую ранее тему:

— Ульянов, возможно, ведь тоже не был кровожадным сразу, — проговорил он, как бы сомневаясь в сказанном… — Надеялся, придя к власти, усовершенствовать государственное устройство, не зная своего народа и не ведая, через что придётся пройти! Но, взяв имя — Ленин, поставил себя в строй, во главу строя мстителей; "кровь за кровь" прозвучало в его вавилонской башне и дало шанс взойти ростку латентной амбициозности. Уже априори он становился террористом! Далее, желание всё разрушить, а затем…