Серое небо асфальта

— Кушайте на здоровье, повелитель! — Лиза поклонилась и звякнула своей чашкой о блюдце.

— Слушай, кончай юморить! а!? — Никита сделал скорбно просящую мину. — Если тебе было плохо, то не обязательно винить в этом меня!

— Может ты и прав, — Лиза согласно качнула головой.

— Димка не объявлялся? Не проявлялся как-нибудь?

— Нет! — ей показалось, что она ответила слишком жёстко и категорично, поэтому поспешила придать лицу благожелательное, безразличное выражение.

— А я его видел, недавно, — Никита допил кофе и вымел языком испод губ остатки пищи. — Но заговорить с ним постеснялся. Он стоял, то есть распивал в таком окружении, да и сам не очень-то от них отличался, что мне показалось — не стоит. Ужас, он так жалко выглядел!

— А ты ведь считался его другом!?

— Ну и что, когда это было?! И в кого он превратился?! в этом что, я виноват? — Никита пососал коренной зуб.

— Говорят ведь: от сумы и от тюрьмы не зарекайся! — Лиза натянуто улыбнулась.

— А я и не зарекаюсь, просто каждому своё!

— А он, я уверенна, не постеснялся бы подать тебе руку, если бы ты был на его месте!

— Пусть все будут на своём месте и тогда… и тогда, всё в этой жизни будет там, где дoлжно! — Никита встал, провёл рукой по лацкану дорогого костюма и остался доволен… чем не понятно, но доволен, так подумала Лиза, но поняла, что не имеет смысла что-либо доказывать этому самовлюблённому индюку. Такие, как он, будучи закоренелыми импотентами, всегда умудрятся найти виноватого в собственной несостоятельности — на стороне.

— Ладно, отдыхай сегодня, не слишком всё же молода! — он усмехнулся. — Так, когда я снова смогу вас лицезреть?

— Завтра, на работе! — Лиза поднялась, чтобы проводить… на его тон она даже поленилась обижаться.

— Лизхен, ну не сердись, ты ведь тоже меня сегодня подоставала, а я ничего, съел! так когда? — Никита с мольбой протянул к ней руки.

— Не знаю, сегодня ничего не знаю, идите Никита Сергеевич, опоздаете на пленум! — Она отвела его руки, и первая пошла к двери…

— Начальство не опаздывает, оно задерживается! — он чмокнул её в щёку и вышел на площадку.

— Ты ещё не директор банка… слава Богу! — тихо добавила она и закрыла за ним дверь.

Включив горячую воду она стала мыть посуду… и когда уже струя воды сделалась мутной, что говорило о её поднявшейся температуре — почти до кипения, руки стало печь…

— Ой — ёй… чуть не обварилась, — она уменьшила напор газа в колонке и посмотрела на покрасневшие руки… достала туесок с солью и сунула их внутрь, зарывая поглубже. Этому её научил отец, сам когда-то ошпарившись крутым кипятком, на себе испытал мгновенное лечение солью; только делать это нужно было сразу. — Подумала о Фрэде, вот и размечталась, — усмехнулась она и вспомнила, как Дима забирал их из роддома:

Ожидая в приёмном покое в компании счастливых папаш, ещё не видя наследника, но, услышав громкий писк за дверью, он с уверенностью заявил: — "Это мой!"

Он не ошибся, и нянечка сунула ему в руки скрипящий свёрток. Лиза краснела от смущения и счастья рядом…

Руки ещё жгло, значит, вытаскивать их из соли было рано, и она снова вернулась мыслями в те трудные, но счастливые дни…

Трудные, очень! Димка сразу после рождения Федьки уехал на сессию (тогда он учился в музыкальном училище) в другой город, и она осталась одна, совсем одна, в девятнадцать девчоночьих лет. Её родители, в это время, помогая неграм обслуживать проданные им — наши автомобили, могли помочь дочери только морально и материально. Мать Дмитрия жила за городом, на ней висело хозяйство и собственный дом, поэтому приезжать часто не могла, а может, не очень-то хотела; наверное, устала от быстро меняющихся жён сына и не верила в его устойчивое будущее, почему-то не подумав, как всё же трудно девятнадцатилетней девчонке, в одиночку столкнуться с только что появившимся на свет рачком, растопырившим свои ножонки и ручонки в разные стороны и вопящем на всю Новоивановскую.

Димка зауважал тогда Лизу ещё больше и понял: сколько силы духа в этом хрупком юном человечке.

А Федька орал, орал круглые сутки, орал полтора года, видимо что-то было не так в его маленьком организме, но, несмотря на непрекращающийся ор, рос быстро и так же быстро прибавлял в весе.

— Зря я затеяла с этим Никитой; кейфа нуль, на душе гадко! что выиграла? только потеряла! — Лиза тяжело вздохнула и обратила внимание, что руки перестало печь. — Вот и ладненько, хоть тут всё в порядке, — она отряхнула соль и поставила туесок на место. — Завтра приезжает Фрэд, как я ему в глаза посмотрю, и так обвиняет меня, кажется, в душе, что отец ушёл, даже проговорился как-то, что мол, выгнала, наверное… дескать, папаша в бомжи не собирался. Потом куда-то уходил, искал, наверное, отца?!

Она снова включила воду, чтобы домыть посуду…