Серотонин

В такую погоду ничего драматического просто не могло приключиться, и мне как-то расхотелось снова погружаться в проблемы фермеров; садясь за руль своего внедорожника, я намеревался доехать до Фламанвиля, погулять там по скалам, а то и добраться до мыса Жобур, в такой ясный день оттуда наверняка будут видны берега Олдерни; на мгновение я вспомнил об орнитологе; возможно, безнадежные поиски завели его гораздо дальше, в гораздо более мрачные пределы, и теперь, кто знает, он, может быть, томится в застенках Манилы, где сокамерники его уже как следует поимели, по его избитому окровавленному телу ползли теперь полчища тараканов, и его рот с выбитыми зубами уже не мог сомкнуться на пути насекомых, пробирающихся ему прямо в глотку. Столь мерзкая картина стала первой заминкой в это прекрасное утро. Вторая возникла в тот момент, когда, проезжая мимо ангара, где Эмерик держал сельскохозяйственную технику, я увидел, как он снует туда-сюда, загружая полные канистры с соляркой в открытый кузов пикапа. Зачем ему канистры с соляркой? Ничего хорошего это не предвещало. Я выключил мотор, сам не понимая, надо или нет мне с ним поговорить. А что я ему скажу? Что я могу добавить к уже сказанному в тот вечер? Люди никогда не слушают советов, а если и просят дать совет, то только затем, чтобы ему не последовать и просто доказать себе устами постороннего, что их закрутила губительная, смертоносная спираль, а все эти советчики просто играют роль хора из греческой трагедии, подтверждающего герою, что он ступил на путь разрушения и хаоса.

Но тем не менее утро стояло чудесное, даже не верилось, и после недолгих колебаний я все-таки двинулся в сторону Фламанвиля.

К сожалению, прогулка по скалам не удалась. Хотя свет никогда еще не был столь прекрасным, воздух чистым и бодрящим, а зелень лугов такой яркой, никогда еще мерцание легких барашков в лучах солнца так не завораживало меня и никогда еще, мне кажется, я не был так несчастен. Я доехал до мыса Жобур, но мне стало только хуже, образ Кейт неизбежно должен был возникнуть в моем воображении, синее небо стало еще синее, свет еще хрустальнее, теперь это был настоящий северный свет, и сначала мне привиделся ее взгляд, обращенный на меня в парке Шверинского замка, ее понимающий, нежный взгляд, заранее меня простивший, а следом вернулись и другие воспоминания, о нашей прогулке, несколькими днями раньше, по дюнам Сённерборга, вот, точно, ее родители жили в Сённерборге, и в то утро свет там был точно такой же, как здесь сегодня; несколько минут, закрыв глаза, я просидел неподвижно за рулем своего «мерседеса G 350 TD», меня била странная мелкая дрожь, но я не плакал, видимо, у меня уже не осталось слез.

Около одиннадцати часов я поехал по направлению к Пон-л’Эвеку. Уже за два километра до въезда в город дорога была перегорожена тракторами, стоявшими прямо на проезжей части. Ряды тракторов тянулись до самого центра, их тут было несколько сотен, меня изумило отсутствие сил правопорядка, впрочем, фермеры пили пиво, расположившись на пикник неподалеку от своих машин, и выглядели довольно мирно. Я позвонил Эмерику на мобильный, но он не ответил, и я пошел дальше пешком, но вскоре мне стало очевидно, что в этой толпе я никогда его не найду. Возвратившись к машине, я развернулся и поехал по направлению к Пьерфит-ан-Ож, а затем свернул вбок, к холму, возвышавшемуся над пересечением дорог. Не прошло и двух минут с того момента, как я припарковался, как события начали стремительно развиваться. Небольшой отряд из десятка пикапов, среди которых я узнал «ниссан-навару» Эмерика, медленно двинулся по подъездному пути к повороту на А13. Последняя машина, слегка лавируя, еле успела проскочить под оглушительный вой клаксонов, после чего движение в сторону Парижа было остановлено. Они очень удачно выбрали место, перегородив дорогу в конце почти двухкилометрового прямого отрезка пути, видимость была превосходной, и у водителей было полно времени, чтобы затормозить. В полдень движение было еще свободным, но тем не менее пробка образовалась довольно быстро, раздалось еще несколько разрозненных гудков, и наконец все стихло.

Передовой отряд состоял из двадцати фермеров; восемь из них заняли позиции за своими пикапами, держа на прицеле автомобилистов, от первого ряда машин их отделяло метров пятьдесят. Эмерик стоял в центре со своим «шмайссером» наперевес. Он держался расслабленно и непринужденно и на моих глазах беспечно закурил косяк, насколько я понял, – впрочем, если мне не изменяет память, он ничего другого никогда и не курил. Франк, стоявший справа от него, нервничал, по-моему, гораздо больше, сжимая в руках обыкновенное, судя по всему, охотничье ружье. Остальные фермеры вынимали канистры с соляркой из пикапов, переносили их метров на пятьдесят назад и расставляли по всей ширине трассы.