Читаем Серотонин полностью

И все же я съездил напоследок на берег озера Рабоданж. Воскресный полдень – самое подходящее время, ее наверняка не будет дома, по воскресеньям она обедает с родителями в Баньоль-де-л’Орне. Скорее всего, подумал я, будь она у себя, я бы не решился сказать ей «прощай навсегда». Прощай навсегда? Это я серьезно? Да, серьезно, в конце концов, я видел, как умирают люди, я сам скоро умру, мы всю жизнь, если только она не выдастся благословенно краткой, то и дело прощаемся навсегда, практически каждый день. Погода стояла великолепная, в лучах яркого жаркого солнца светилось озеро и мерцали леса. Не стонали ветры, не журчали воды, и вообще нежелание природы проявить хоть какое-то сочувствие казалось чуть ли не оскорбительным. Вокруг было тихо, величественно, безмятежно. Неужели я смог бы прожить вдвоем с Камиллой долгие годы в этом лесном домике на отшибе и чувствовать себя счастливым? Да, я точно знал, что да. Моя и без того незначительная потребность в общественных отношениях (если мы подразумеваем под этим любые отношения, кроме любовных) с годами вообще бесследно исчезла. Нормально ли это? Конечно, малопривлекательные наши предки жили общинами из нескольких десятков человек, и эта схема сохранялась долгое время как у охотников и собирателей, так и у первых земледельческих племен, их поселения были размером с небольшую деревушку. Но с тех пор много воды утекло, люди выдумали города с их естественным спутником – одиночеством, альтернативой которому могла быть только семейная жизнь, к племенному строю нам уже нет возврата, некоторые социологи, не блещущие умом, усматривают новые племена в «сводных семьях», может, оно и так, но лично я сводных семей никогда не видел, в отличие от «разводных», собственно, только такие семьи мне и попадались, не считая тех случаев, надо сказать многочисленных, когда процесс распада начинался еще на стадии супружеской жизни, до рождения детей. Что касается процесса воссоединения, то я не имел счастья созерцать его в действии, «Тоской, доступной всем, загадкой, всем известной, / Исполнена душа, где жатва свершена»[39], справедливо писал Бодлер, в общем, я считаю, что эти россказни про сводные семьи просто отвратительная хрень, а то и чистой воды пропаганда, восторженная, постмодернистская, не имеющая отношения к жизни, рассчитанная только на чиновников высших и сверхвысших категорий, которую за пределами, к примеру, Порт-де-Шарантон никто никогда не услышит. Так что да, я смог бы жить вдвоем с Камиллой в уединенном домике посреди леса, каждое утро я смотрел бы, как солнце встает над озером, и, думаю, был бы счастлив – в той степени, в которой мне это вообще дано. Но жизнь, как говорится, решила иначе, вещи мои были сложены, и я мог оказаться в Париже уже во второй половине дня.

Я сразу узнал дежурную в отеле «Меркюр», и она тоже меня узнала. «Вы вернулись?» – осведомилась она, и я подтвердил немного взволнованно, потому что догадывался, даже знал наверняка, что она чуть было не сказала: «Вы снова с нами?» – но удержалась в последний момент, засомневавшись, – должно быть, она обладала очень тонким чутьем на допустимую степень фамильярности с клиентом, пусть даже постоянным клиентом. Ее следующая фраза «Вы же погостите у нас недельку?», если не ошибаюсь, в точности повторяла ту, что она произнесла несколько месяцев тому назад, когда я поселился тут впервые.

С ребяческой радостью, не лишенной некоторой патетики, я вновь увидел свой крошечный номер, его хитроумную функциональную обстановку, и на следующий же день возобновил свои прогулки, следуя по привычному маршруту от брассери «О’Жюль» к «Карфур Сити» по улице Абеля Овелака, на которую я сворачивал, пройдя немного по авеню де Гоблен, и шел по ней уже до поворота на авеню Сестры Розалии. Что-то тут, однако, изменилось в общей атмосфере, ведь миновал год или почти год, было уже начало мая, на удивление теплого мая, настоящая прелюдия лета. По идее, я должен был бы ощутить нечто вроде вожделения или просто желания, глядя на девушек в коротких юбках или обтягивающих легинсах, которые, сидя за соседними столиками в брассери «О’Жюль», заказывали кофе и, полагаю, поверяли друг другу любовные тайны, ну не сравнивать же им свои договоры страхования жизни, в самом деле. Но я ничего не чувствовал, решительно ничего, притом что теоретически мы принадлежали к одному и тому же виду, надо бы мне заняться этим своим гормональным балансом, доктор Азот просил прислать ему копию результатов.

Когда через три дня я позвонил ему, он, казалось, смутился.

– Слушайте, странное дело… Если вы не возражаете, я хотел бы проконсультироваться с коллегой. Давайте увидимся через неделю?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Современная проза / Проза / Современная русская и зарубежная проза