Читаем Серп и молот против самурайского меча полностью

Для того чтобы попытаться более убедительно доказать нелояльность Токио пакту о нейтралитете с СССР, советские историки, следуя за материалами Токийского трибунала, приводят лишь часть ответов Мацуока: о том, что пакт трех держав лежит в основе внешней политики Японии, а если данная война и пакт о нейтралитете вступят в противоречие с основами японской политики и пактом трех держав, то пакт о нейтралитете «не будет оставаться в силе»[3].

Но это условие с точки зрения текста тройственного пакта, в особенности ст. 5, строго говоря, являлось юридически нереальным, и поэтому истолкование советскими историками[4] условного предпочтения японским министром тройственного пакта как официального свидетельства о наличии заговора Японии с Германией и Италией с целью агрессии против Советского Союза и физическом «аннулировании советско-японского пакта о нейтралитете»[5] не выдерживает критики. Высказывание Мацуоки в той же беседе, что он не видит противоречия между двумя пактами, также опровергает подобное мнение[6].

Не находит документального подтверждения и точка зрения А.А. Кошкина о том, что с самого начала заседаний координационного комитета и ставки (с 15 июня 1941 г.) Мацуока настаивал на принятии политического решения в пользу немедленного выступления против СССР, т.е. о войне Японии с Советским Союзом еще до нападения Германии.

В действительности на упомянутом совещании, которое состоялось по токийскому времени 16 июня и которое не было первым, так как заседания координационного комитета и ставки начались раньше, японский министр, ничего не говоря о намерении Японии напасть на СССР, выступил против предполагавшегося нарушения ею соглашения с правительством Виши (Франция) об оккупации Индокитая из опасения столкновения с западными державами, прежде всего с Великобританией и США. Что касается советско-германской войны, то Мацуока сказал: «Судя по телеграмме Осимы, война Германии с СССР начнется на следующей неделе. В таком случае Советский Союз и Великобритания заключат между собой союз, а США станут в этой войне на сторону Великобритании. О такой ситуации необходимо как следует подумать. В особенности о том, что предлагаемая оккупация Индокитая будет серьезным актом вероломства»[7].

Таким образом, японский министр трезво оценивал опасность нападения Германии на СССР для Японии. Поэтому, рассчитывая на полюбовное разрешение проблем СВА )Северо-Восточной Азии) с Великобританией и особенно с США и предпочитая опираться на тройственный союз и нейтралитет СССР, Мацуока до самых последних дней перед вторжением Германии на территорию Советского Союза не терял окончательно надежду на то, что этого не произойдет, и Токио удастся избежать прямого столкновения с грозной коалицией морских и континентальных держав.

В пользу высказанного мнения свидетельствует следующее донесение шанхайской резидентуры НКГБ от 17 июня: «На заседании японского правительства не было принято окончательного решения о войне с Советским Союзом, так как в ближайшее время вмешательство Японии в войну считалось нецелесообразным»[8].

В.Л. Пещерский, написавший на эту тему статью в журнале «Новое время», в беседе с автором сообщил, что донесение было основано на сведениях начальника контрразведки Чан Кайши и бывшего начальника берлинских и восточнопрусских штурмовых отрядов Германии Вальтера Стенанса, который занимал этот пост до убийства Рема в «ночь длинных ножей» 1933 г. и по приказу Гитлера был сослан как оппозиционер на работу в Китай. Там В. Стенанс был завербован советской разведкой и благодаря своим связям в высших эшелонах власти в Токио снабжал СССР ценной информацией. В отличие от Р. Зорге он не подозревался НКГБ в том, что является двойным агентом.

В донесении также высказывалось предположение, что Япония, возможно, воспользуется нападением Германии на СССР только в том случае, если последний проявит признаки слабости»[9].

Неясный, запутанный характер международной обстановки, связанной с вопросом о точном времени германского нападения на СССР и обусловленной сложными маневрами дипломатии Германии, Великобритании и СССР, серьезно затруднял правильную оценку этой обстановки правительством не только Японии, но и Советского Союза.

«Сегодня нам известно, что тайные консультации Гитлера, Риббентропа и Молотова о возможном соглашении стратегического характера между Германией и Советским Союзом создали у Сталина и Молотова иллюзорное представление, будто с Гитлером можно договориться, — писал генерал-лейтенант П.А. Судоплатов, руководитель внешней разведки в 30—50-е годы. —До самого последнего момента они верили, что их авторитет и военная мощь, не раз демонстрировавшаяся немецким экспертам, отсрочат войну по крайней мере на год, пока Гитлер попытается мирно уладить споры с Великобританией». Для такой точки зрения имелись определенные основания, ибо окончательное решение о точной дате вторжения в СССР Гитлер принял только 14 июня 1941 г.[10].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука