– Да. Наверное. Там холодно, – пожаловался он, прижимая к себе горячие ладони Лахьи. – Она замерзнет. И еды никакой нет. Как она без еды?
Ей хотелось завизжать, вцепиться ногтями в лицо, оставить отметины гнева, но Лахья заставила себя сказать:
– Она же ведьма. Зачем ей еда?
– Да… наверное.
Он заснул и во сне ворочался, размахивал руками, будто сражаясь с кем-то. Затих лишь перед самым рассветом, который, как и все прочие, был сер. Лахья поднялась до солнца. Она исполняла домашнюю работу с величайшей сосредоточенностью, не столько стремясь угодить Кертту, сколько желая занять себя, отвлечь от темных мыслей.
Не выходило.
Ойва вновь ушел. Не сказал куда, но и без слов ясно – на берег. И Кертту, поджав тонкие губы, первой завела речь.
– Она не отступится, – сказала многомудрая, искоса поглядывая на дверь. В последние дни промеж ней и Вешко частенько случался разлад, что не прибавляло спокойствия в доме. – Она ему глаза застила. Уши заговорила. Душу вынула. Она и сейчас зовет.
Лахья кивнула, соглашаясь со свекровью: истинно так.
– И дождь этот она наслала. Мстит. Хочет, чтобы мы тут с голоду все… – осеклась, словно Суома могла ее услышать. И Лахья осторожно произнесла:
– Нельзя было ее отпускать.
Замолчали обе, глядя друг на друга, понимая без слов. И скрипнувшая дверь заставила Лахью отпрянуть. Выпала из рук глиняная миска, распалась напополам.
Дурной знак.
– Сегодня пойдем, – одними губами произнесла Кертту.
Вечером Лахья отправится на берег и заберет мужа. Но впервые ляжет она отдельно, а он не станет спрашивать о причине, покажется, что вздохнет с облегчением. И вздох этот лишь укрепит Лахью в ее решении. Все правильно.
Все верно.
Разбудит ее Кертту легким прикосновением ко лбу. Сама свекровь будет боса и простоволоса, одета в одну только длинную рубаху. И Лахья послушно расплетет косы. Лахья наденет любимые серьги. Кертту – узорчатые браслеты да перстни с желтыми камнями. Дочери ее украсят себя бусами и лентами, жалея, что серебра осталось мало. Но если собрать со всех, то хватит на откуп.
Другие бабы уже соберутся на берегу. Все, от совсем еще девчонок, тонкостанных и худощавых, отличных от парней лишь длинным волосом, до сгорбленных временем старух. Молчаливые. Сосредоточенные. Страшные.
Соскользнут лодки на воду. И озеро примет их всех, поведет по нити течения, к острову.
Первая лодка расшибется о берег, взволновав сонных птиц. Камни раскроят босые ноги. Вода слижет кровь и намочит подол рубашки. Холодно.
Жутко.
Волки взвоют, оплакивая свою ведьму.