Серп языческой богини

– Я не хотела… я думала, что все закончится. А оно никак… мне нельзя было уходить отсюда. Здесь мой дом.

– Мы все исправим.

Все? Взмахом волшебной палочки? Или силой Родионовой воли? Мертвые восстанут и пожмут друг другу руки, потому что не было смерти, но лишь спектакль безумного режиссера.

– Я хотела уйти.

– Я ведь не спрашивал, куда ты уезжаешь. Я должен был, а не спрашивал. Это я виноват.

– Совсем уйти… ты бы пошел следом. И я подумала, что… что, если…

– Если она заведет любовника, а ты узнаешь о романе, то бросишь ее, – сказала Саломея. – Ты знала, что собой представляет Зоя. И сестра твоя…

– Двоюродная, – уточнила Викуша. – Но она хорошая. Она решила молчать. Всегда обо всем рассказывала, а тут решила молчать. Почему? Наверное, она меня любила. А я ее – нет. Мне стыдно.

– Что пошло не так? Родион сделал вид, что не знает о романе? Почему, Родион?

Опасно дразнить того, кто способен сломать шею, лишь сжав пальцы. И Саломея не сомневалась, что Родион вполне способен. Пальцы у него жесткие. А шея Саломеи – тонкая.

– Я тебя люблю, милая.

– Любит. Слышишь? И готов простить все. Измену. Убийство. Сумасшествие… Любовь – страшная вещь. Ты ведь тоже его любишь?

Молчание. Серп рисует полукруг.

– Конечно, любишь. Поэтому и пыталась сбежать. А он, глупый, не позволил. И сюда потянулся… Откуда у Таськи письма? Не из музея, правда?

– Тетины… тетя умерла. Остались вещи. Таська разбирала. Нашла. От бабушки еще. Я говорила, что здесь ничего нет… Не слушала. Она никогда меня не слушала. И никто вообще!

– Я слушаю. – Саломея пыталась поймать ее взгляд, но глаза казались пустыми. – Тебе пришлось ехать. Вспоминать. Ждать. Сложно было?

– Да.

– Но ты терпеливая. И хитрая. Ты отправила его на берег. Только его. Спасла от себя.

Кивок. И пальцы на шее становятся жестче. А в поясницу упирается острие ножа. Саломея не может обернуться, но она уверена – там нож.

– Зачем ты вернулся? – Вика глядит мимо Саломеи.

– Чтобы помочь. Мы справимся, милая. Вместе.

Не получится. Она ведь пробовала. Когда трещины только появились. И позже. И все время. Она сбегала из снов и пила кофе. Очень много черного кофе с черными же сигаретами.

Кофе не помогал. И кофеин в ампулах.

Сны возвращались, а с ними – желание убить.

Таська, Тасенька… ну зачем она полезла на антресоли? Там же хлам. Старые елочные игрушки. Штопаные колготки или дырявые варежки. Старая сковородка с исцарапанным днищем. Тяпка. И половинка гантели, которую можно использовать вместо груза.

Много всего… Письма.

Находка.

– Мама ведь упоминала, что бабка работала в той экспедиции! – Таська потрясает коричневой бумажонкой. – Ну, до того, как свихнулась.

Что ответить? Отрицать? Бесполезно. Таська уже все сопоставила. Фамилии. Списки. Теткины отрывочные воспоминания.

– И значит, все правда! Слышишь?

Нет. В ушах – крики чаек. Сочный хруст травы. Мерзкий старухин голос:

– Не пускай никого. Мертвое – мертвецам. А живым-то нечего… обидится она. Вон, всех к себе прибрала… всех… а я им говорила, что нечего…

– Это же клад! Сокровище!

Таська подбрасывает письма и, хохоча, ловит. Листы… крылья. Птиц на берегу много. Они не боятся ни людей, ни облезлую лису, которая однажды издохла и лежала у самого берега.

– И я однажды помру, – старуха спихнула лису в воду. – А ты останешься одна. Сиротинушка… только помни, помни, что я говорила! Мертвое – мертвым. Не бери ничего без нужды! Не бери!

Вика и не собиралась.

Она хотела остаться на Большой земле, но мысль о том, что Таська сунется на остров, будет обыскивать камень за камнем и – Таська упряма – найдет тайник, не давала покоя.

А потом все случилось…

Мертвое – мертвым.

– Позволь мне…

Родион приближался. Он держал перед собой рыжую – живой щит, если Вике вздумается ударить. А рыжая не пыталась вырваться.

– Стой! – Викуша вытащила пистолет. – Я не хочу убивать тебя.

– Тогда не убивай, – Родион остановился.

Пять шагов. Много? Мало? Он быстрый и сильный. А она не уверена, сумеет ли выстрелить.

– Ты уйдешь?

– Только если ты пойдешь со мной.

Куда? Наверх? В древний дом, который пропах старухой? Или к маяку, где похоронен дед? На Большую землю? В клетку-камеру? Или в клетку-палату?

– Я увезу тебя из страны. Я найду врачей. Самых лучших врачей. Тех, которые и вправду лечат. Не веришь? Но разве я обманывал тебя когда-нибудь?

Нет. Но от этого лишь хуже. Родион попытается. Он упрямый и не поверит врачам. Он будет жить надеждой, что однажды все станет, как раньше.

– Ты не понимаешь? – рыжая вдруг улыбнулась. – Он собирается меня убить. И Далматова тоже. Ты ведь поэтому один вернулся, а, Родион? У тебя есть доверенные люди. Надежные. Но ты вернулся один. Не самая лучшая мысль, если только дело не в свидетелях. И Зоя – расходный материал. И Толик. И я…

Родион молчал.