Маняша, не удержавшись, перекрестилась, а затем скрутила пальцы особым образом, как бабка учила. Наука наукой, а беду отвести надобно.
– Видишь ее? Красавица, правда? – Гришенька склонился над костями. – Она удивительно хорошо сохранилась…
Темные рыжие волосы. Кожа коричневая к черепу присохла. Зубы желтые, крупные, страшные. И мерещится – вот-вот встанет мертвяк, клацнет зубами да и ухватится за белую Гришенькину ручку.
– Мне кажется, что твой восторг девушке не понятен, – снова появилась Лизавета. – К сожалению, в ее культурной среде человеческие останки принято хоронить, а не выкапывать.
– Беда будет, – Маняша попятилась. – Будет беда… Нельзя их трогать!
– И суеверия цветут пышным цветом…
– Нельзя трогать! Оставьте…
Из глаз хлынули слезы. И Маняша убежала. Она не помнила, как выбралась на солнышко. Очнулась уже на кухне, дрожащая, несчастная, беспомощная объяснить причину внезапного страха.
Гришенька и спрашивать не стал. Заглянул только, бросил:
– Как ты?
И услышав, что хорошо, исчез. Наверняка Лизавета ему гадостей наговорила. Вежливых.
Она сама пришла на кухоньку и, прислонившись к горячей печи, сказала:
– Мне следует извиниться перед вами. Я не должна была высмеивать ваш вполне естественный страх перед смертью.
Маняша ничего не сказала.
– Даже среди образованных людей встречаются такие, которые верят в… неважно. Уверяю, останки совершенно безвредны. Та женщина пролежала под землей не одну сотню лет.
Лизавета обошла Маняшу и, не дожидаясь приглашения, уселась на табурет.
– Вероятно, это захоронение. Кто-то знатный и богатый, чью могилу пытались защитить от мародеров. Могилы часто грабят. Гораздо чаще, чем вы думаете.
Лизавета говорила не с Маняшей – с собой.
– Вот и возникали посмертные проклятья. Дурная слава… и всякое несчастье эту славу укрепляло. Сгорели склады? Конечно, виноват мстительный дух, а не безголовый работник, недоглядевший за печью. Умер смотритель маяка? Снова призрак, а не старость, болезнь…
– Она… другая… моя бабушка, она говорила, что… не надо на остров. Калмин камень.
– Что вы сказали?
– К-калмин камень. Так называла. Бабушка.
– Ну да, говорящее название. Знаете, кто такая Калма?
А глаза у Лизаветы выразительные, яркие, голубые.
– Это богиня смерти, которую некий герой заточил в каменном доме. И люди очень долго жили. А потом герой понял, что в долгой жизни нет счастья… ни в чем нет счастья. Берегите свое, Мария, если получится.
Лизавета положила ладонь на живот, а Маняша вдруг сказала:
– Хотите, я вам мазь сделаю, чтоб ноги не болели? Меня бабка научила.