Серп языческой богини

– Я… я видела их. С Викушей.

Странно, что Зоя не плачет. Икает. Носом шмыгает, но не плачет. Потому что слезы уродуют? Или потому что не так уж ей мерзко, страшно, как она пытается представить?

– Она… они… вместе. Были вместе.

– Любовники?

Далматов не удивлен. Догадывался? Вероятно. Что он еще знает?

Зоя кивнула:

– Она… она сама попросила. Мы встретились как-то и…

Лето догорало. Кипел асфальт на сковородке августа, пары его травили деревья и людей. А в обувной привезли новую осеннюю коллекцию. И Зоя сразу присмотрела себе ботильоны – закругленный носик, металлическая шпилька. Черная замша и кокетливый бантик на пятке. Просто чудо, а не ботильоны. Вот только цена тоже чудесная… и денег нет. Их как-то никогда нет, но сейчас нехватка ощущалась особенно остро. И Зоя каждый день приходила в магазин, любовалась ботильонами, трясясь от ужаса при мысли, что купит их кто-нибудь другой.

– Милые, – оценила выбор Викуша. – Не в моем стиле, но милые. Значит, десятку одолжить?

Лучше бы двадцать. Или тридцать. У Викуши много денег. А одевается она простенько. Вот Зоя – дело другое. Как она будет носить ботильоны со старым плащиком? И сумочка опять же… не говоря уже о мелочах, вроде шелкового шарфа и перчаток из лайки.

Зоя была бы прелестна…

– Нет, – Викуша вернула ботильоны на стенд. – Не одолжу.

Она огляделась по сторонам и сказала:

– У меня к тебе деловое предложение имеется. Ты ведь одна живешь?

Зоя кивнула, еще не понимая, о чем речь: жила она и вправду одна, в крохотной квартирке на окраине города.

– Я у тебя буду квартирку арендовать. Скажем… пять тысяч за раз. Я тебе звоню. Ты уходишь гулять. Куда-нибудь, но так, чтобы не отсвечивать. Понимаешь?

– Не очень.

Викуша вздохнула и мягко-мягко повторила:

– Я тебе звоню. Ты уходишь из дому. И возвращаешься, когда я позвоню второй раз. Получаешь за это деньги. Пять тысяч. Так понятнее? Вот.

Она вытащила из кошелька купюры и сунула в Зоину сумочку.

– Это аванс. На ботинки хватит. А будешь правильно себя вести, хватит не только на ботинки.

– У… – Зоя вдруг все поняла. – У тебя кто-то есть?

– А вот это, милая моя подружка, не твоего ума дело, – Викуша засмеялась и щелкнула по носу. – Ну примеряй свои ботики, и пойдем. Родька небось заждался. К слову, если вдруг Родька начнет спрашивать, то я была у тебя… чай пили. Сплетничали. Мало ли чем время убивают две молодые и красивые девушки. Договорились?

– И вы договорились? – Далматов возвышался над Зоей, глядя на нее с явным неодобрением.

Тоже образец морали и нравственности выискался!

– Она позвонила на следующий день… и потом еще.

– Сколько раз?

Достаточно и одного, чтобы разрушить наивное Родионово представление об идеальном браке.

– Ну… много. Я сначала не знала, с кем. А потом мы в кино пошли… вроде как Егор со мной. Ну, мой парень. И в кафе…

Игры втроем, когда четвертый не в курсе.

Или все-таки в курсе?

Мог ли Родион отрезать голову любовнику жены? Вероятно, мог. Но зачем ему Саломея и Далматов? Если только… Нет! Эта мысль настолько мерзка, что Саломея поспешно выбрасывает ее из головы. Один любовник – еще понятно. Но двое – уже перебор.

Тогда остается ревность. Ревность – хороший мотив.

– Но Викуша его не любила. Совсем-совсем.

Ну да, просто спала изредка. Ничего личного.

– А он ее не отпускал…

Хлопнула дверь – вернулся Толик. Он вошел молча, потеснив и Далматова, и Зою. Бросил к печке сырые дрова, отряхнул снег с ботинок и сел на пол. Длинные Толиковы ноги вытянулись до самого стола.

– Там волки подошли. Близко. Если нападут, то…

– Не нападут, – без особой уверенности ответил Далматов.

Он же поднял горшок, перевернул и тряхнул, вываливая на стол монеты, бисер, клочки бумаги и что-то еще, мелкое и сыпучее. Радостно звенел металл, и стекло тут же захрустело под чьим-то сапогом. А Саломея, наклонившись, подняла бусину.

Крупную. Темно-зеленую. С серебряным узором. Как будто нить впаяли. Узор складывается во что-то, но Саломея никак не может ухватить картинку.

И здесь на острове картинка одна, но узоров много. Они мешают друг другу. И чтобы увидеть все, надо отыскать правильную точку зрения.

Глава 5 Арифметика

Еще немного, и он сорвется.

Тук-тук-тук. Пульс в висках. Височные кости не прочны. Треснут и выпустят то дурное, что накопилось внутри. Домой тянет. Пожалуй, впервые за всю его жизнь Далматова тянет домой, а у него сил не осталось даже на то, чтобы удивиться.

На столе – пасьянс из монет. Но монеты ли? Кругляши в коросте окисла, черные, металлические. С одной стороны – серп. С другой – не разобрать. Не то лицо чье-то, не то – череп.

Монет тридцать семь. Сакральное число в чужой извращенной логике? Или случайный улов?

Там, откуда взяли монеты, их осталось много. Сундуки лежат открыты… корабли разбиты…

Помимо монет и бус в коробке лежат бумаги. Далматов видел их прежде – карты, чертежи, схемы. Наброски пути к кладу, изученные и бесполезные. Далматов все равно перебирает хрупкие, смерзшиеся листы, пытаясь найти подсказку.

Не выходит. А остальным будто плевать.