Мать щелкнула выключателем, и комната погрузилась в густой непроницаемый мрак. Вика чувствовала себя необычайно маленькой, совсем девочкой перед гигантским неизведанным миром. Дверь приоткрылась, прочертив светлую линию не полу, сквозь щель, хромая, проскользнула Малышка. Неуловимо быстро она забралась к Вике под одеяло и прижалась ухом к ее груди. Вика до сих пор не могла сформулировать почему, но рядом с Машкой она всегда чувствовала себя сильнее, и уже не огромный мир простирался перед ней, а она сама стала миром, собственным миром маленькой брошенной девочки.
— Ты горячая, — заметила Машка. — И сердце у тебя бьется быстро-быстро.
— Слушай маму, — попросила в ответ Вика. — Ложитесь не поздно и не буяньте.
— Хорошо, — покорно согласилась Малышка, но вдруг добавила: — А Макс еще приедет?
Конечно, он произвел впечатление. Сначала осыпал подарками, игнорируя недостатки детей, а затем вовсе испарился, одни воспоминания остались. И дети, с которыми давно уже не случалось потрясений, недоумевали — что такое вообще произошло? Как, впрочем, недоумевала и сама Вика.
— Вряд ли, — честно ответила она.
Единственное правило, которое неукоснительно соблюдалось в отношении детей: только правда, никакой лжи и недомолвок. Им и так порядком досталось, не хватало еще разочароваться в людях, которым они только-только научились доверять.
— Жалко, — расстроилась Машка. — Он хороший.
Детей несложно подкупить, но Вика не нашлась, чем возразить — он действительно вел себя идеально. Наверное, в том и секрет — таким он может быть лишь раз в жизни. И Вика свое время уже потратила.
Машка незаметно задремала, желейная тишина стала почти твердой. Вика чувствовала, как горят веки и как ноздри раскалились от обычного дыхания. Ей вспомнилось, как она опозорилась днем, какие молнии метала в нее Танечка и как Макс поощрял свою секретаршу улыбками. Сверху донесся крик и звон стекла. Рокот материнских угроз и пронзительный визг настоящей боли. Вика приподнялась над подушкой, но тут дверь снова распахнулась и влетел Федя. Он едва успел щелкнуть замком, прежде чем с обратной стороны посыпался град ударов и возмущенный вопль матери:
— Бессовестный! Сестре плохо, а он один лечь спать не может раз в жизни!
Машка тоже встрепенулась, когда Федя, не спрашивая, забился в щель между Викиным плечом и стеной, рвано дыша. Вика ощупью нашла его макушку и ласково тронула губами еще влажные после мытья, пахнущие жвачкой волосы.
— Все в порядке, — пробормотала она. — Оставайся, если хочешь.
— Почему она кричит? — горячо зашептал Федя. — Почему она все время на меня кричит?
— Она беспокоится, — объяснила Вика. — Так же, как и ты.
— Но ты всегда укладываешь меня спать, — искренне возмутился он. — Всегда!
— Со мной тоже может что-то случиться.
— Нет, — помотал Федя головой, стукнувшись затылком о стену. — Иначе как я засну?
Вика обняла его одной рукой, Машка крепче прижалась с другой стороны. У Вики закружилась голова, и ей показалось, что она танцует, только вот тьма, затопившая комнату, не давала увидеть лицо партнера, уверенно ведущего ее вперед. Потом откуда ни возьмись появился насмешливый голос:
«Не торопись, Синицына. Время еще есть».
Муха настойчиво жужжала над ухом, и Вика страшно на нее злилась. Сон отступал, муха не унималась. Вика попыталась прибить ее ладонью, но наткнулась на телефон и только тогда сообразила, что все мухи давно уснули. Дети рядом с ней дышали глубоко и спокойно, вибрация телефона никого из них не потревожила. Вика взглянула на экран, в то время как в голове голос из прошлого уже подсказывал верный ответ. Осторожно высвободившись из-под одеяла, не разбудив детей, она ступила на ледяной пол и выскользнула за дверь — только тюль на окне потревожила сквозняком.
Голые ступни липли к кафелю в коридоре и согрелись на деревянных досках в соседней комнате. Вика запаслась воздухом в ноющей груди и сняла трубку.
— От меня не скроешься, Синицына, — невнятно, но с явным торжеством заявил Макс. — Я тоже очень упрямый.
— Что тебе нужно? — сонно спросила Вика, в самом деле не понимая, зачем он звонит.
— Соскучился, — хмыкнул Макс. — Подходящий повод?
— Нет, — Вика покачала головой, — ночь на дворе.
— Мне нужно тебя увидеть, — он словно не услышал возражения. — Приезжай, а?
— Настоящий джентльмен, — уже всерьез разозлилась Вика. — Отвали, Макс. Серьезно. Я плохо себя чувствую.
— Я тоже, — он икнул. — Тогда приеду с апельсинами.
— Не надо.
— Я все равно приеду.
— Пожалуйста, не надо.
— Уже приехал. И уже лишний косарь за ожидание заплатил, пока решался тебе позвонить.
Вика отчего-то поверила ему. Но если это правда, то об отдыхе можно забыть.
— Я правда не могу, — из последних сил продолжила сопротивляться Вика, хотя сердце ее постепенно оттаивало и спешило возродить ощущения, пережитые днем. — Я болею.
— А я ехал сюда полтора часа. Пожалей меня.