Серпантин

— Ну конечно. Какие же мы с тобой по утрам догадливые, Доплер. И ебучие. Вообще — замечательные. Вот только слишком мнительные... Прекращай на меня дуться. А деньги держи где угодно. Все персонажи русской классики брали деньги из тумбочки, потому что мебель от них никогда не убегала, в отличие от зарубежной классики... У Мопассана есть такой рассказ, помнишь?

— Это было и у нас: Чуковский, Мойдодыр...

— Ты мой до дыр! Мой гид! Мой Мопассан! — восклицала она, взмахивая рукой...

— «Мсье Мопассан превратился в животное!» — прорычал Доплер и стал душить её в объятиях.

— Не надо! — сказала Лена. — Прошу тебя, не надо так шутить...

11. Крушение хрустальной башни

«...никакой не уроборос, а ящерица, укусившая змею... Мы же видели это в Рыбачьем, в миниатиюре... И здесь тоже земноводное — хамелеон... Его бок выпустил изо рта чёрный василиск Кара-Дага...» — с помощью такого вот бестиария Линецкий в этот момент отвлекал себя от более навязчивой мысли...

На самом деле залив напоминал ему фрагмент лабиринта, который он когда-то увидел с закрытыми глазами... Неровные стены, за которыми скрывались другие углы рассудка... Здесь разомкнулись... В просвете не оказалось ничего, кроме моря... На гладкой поверхности которого оставались светлые следы... То ли от ветра, то ли от взгляда, которым Линецкий слишком уж долго водил по поверхности...

Он сидел у входа в свою хижину и смотрел на морскую гладь, машинально репарируя маленькое сооружение, похожее на пульт управления космического корабля, построенного в каменном веке...

Камни падали, Линецкий клал их снова, один на другой... Просто так, машинально... Ноу-хау принадлежало отшельнику, у которого они со Степанычем однажды ночевали в горах.

Маленькая кладка без раствора защищала отшельника от ветра... Они вышли к его стоянке случайно... Впрочем, не совсем случайно — поднявшись на Яйлу, они услышали пение, которое доносилось непонятно откуда. Вокруг никого не было видно, хотя до горизонта всё просматривалось во все стороны, вплоть до края плато... Потом стал наползать туман, они шли долго, а пение продолжалось, причём, не становилось ни громче, ни тише... То есть звук поднимался вверх и падал вниз, но это не было связано с расстоянием, так было с самого начала...

Пение растекалось по траве вместе с туманной сывороткой, непонятно было, где и на каком языке... Но где-то пели, это было очень странное явление, Линецкий тогда подумал: хорошо, что рядом Степаныч, иначе запросто можно было бы свихнуться...

Хотя... Когда они вышли на отшельника — чуть не наступили, — он лежал на спине и пел — оказалось, что ничего страшного... Как эта баба у Лескова: «Не одна, а с Богом», — примерно так же сказал им отшельник... Ветер, чабрец, мята, полынь... Лежишь на спине, раскинув руки... Пение, как воронка... Иногда в неё затягивает странников...

Линецкий пока что не лежал, раскинув руки, а молча сидел на ступеньках, да и халупу его нельзя было сравнить с кельей... Которая, по словам отшельника, была скитом ещё с Петровских времён...

Скорее даже, наоборот — Линецкий теперь жил в коммуналке... Хоть и не в замкнутом пространстве — перед глазами морской простор, но за спиной — человек двадцать, или сорок — кто их считал — соседей... Так что его полукруглая стеночка из камней делалась скорее всего из подсознательного желания... Отпетым ушельцем Линецкий стать пока что не помышлял, но немного оградить себя от человечьего шума был бы не прочь... Особенно в данный момент, когда под боком, или, точнее, за спиной у него затевалось прямо-таки народное гулянье. Неизвестно, по какому поводу, но ясно было, что не просто так... Просто так гуляли и так каждый день, тут же было что-то особенное, связанное с хозяевами... Часть народа, заселившего хозяйские курятники, была в то же время связана с хозяевами каким-то родством, Линецкий что-то слышал, краем уха... У него создавалось впечатление, что он угодил в цыганский табор...

Несмотря на это, он редко спускался к морю... Как будто нашёл здесь, на возвышенности, такую точку зрения, от которой трудно было отказаться даже на короткое время...

Однако в этот момент он уже думал было встать и пойти вниз по тропинке, потому что помимо криков — их ещё можно было перенести — теперь со стороны хозяйского дома раздавалась музыка: «А ну быстрее, брат, налей... За бизнесменов и врачей...»

Линецкий подумал, что надо пойти погулять... Но вспомнил, что эта же песня преследовала его вчера и внизу — примерно в это же самое время она перекатывалась, как бильярдный шар, из одного трактира в другой... «Так что спасение сейчас можно найти только в море», — подумал он и зашёл в комнату, чтобы взять плавки и полотенце, включил свет, и в этот самый момент в проём двери заглянула радостная физиономия...

Заглянула снаружи внутрь, но из-за совпадения её появления со вспыхнувшим светом Линецкому показалось, что физиономия поджидала его в комнате...

— Ты качку будешь?