Серпентарий Евы (СИ)

— Езжайте домой. Вам лучше успеть провести как можно больше времени вместе. У вас есть дети?

— Нет. — я покачала головой, понимая, что ответ на этот вопрос доктор и так знал.

— Жаль.

— Я могу его сейчас навестить?

— Конечно. — доктор Левиц грустно улыбнулся одними уголками губ. — Он сейчас как раз должен проснуться.

Минут пять я собиралась с духом, чтобы войти в палату. Иван, дежуривший у дверей палаты, то молча наблюдал, как я меряю шагами коридор, то возвращался к планшету с камерами видеонаблюдения периметра.

— Привет. — наконец, я набралась смелости и открыла дверь.

Георгий был бледен и сосредоточен. С неизменным ноутбуком на специальном столике, он проверял почту.

— Привет, Ева. — на меня даже не посмотрели, но это придало решительности.

— Что с тобой происходит? — о! теперь мне удалось привлечь его внимание. — Нет. Доктор Левиц уже мне всё рассказал. Но почему не ты сам? Ты мне не доверяешь?

Я опустилась на край постели, заглянула в мягкие карие глаза, отражающие непередаваемую гамму эмоций.

— Мне… немного осталось, Ева. — он вздохнул. Глубоко. Отрывисто выдохнул, стиснув зубы. — Я столько не успел и уже не увижу.

— Дай мне посмотреть на тебя?

Я взяла его лица в ладони и впервые за последние годы проникла внутренним взором в другого человека. Белые нити, святясь проходили сквозь него и мои пальцы. Я искала, искала болезнь. Если это все, то смысл бояться? Это когда опухоль признали доброкачественной и операбельной, я отступила, боясь навредить или даже случайно убить его… Но теперь бояться уже поздно. И я буду себя контролировать. Если получиться, то сразу открою червоточину, уходя в глухую тайгу, куда-нибудь к месту силы, где не смогу никого случайно убить, иссушить, покалечить… Просто буду медленно восстанавливаться.

Серые нити, чуть темнее остального мозга я нашла сразу, и они мне не понравились. Их было много. Они разбегались в разные стороны от места, где не так давно была удалена основная опухоль, и погружались внутрь, в мозг. Это было сложно, ведь это не яд, не камни из почек, которые можно постараться вывести из организма как инородные элементы. Это были клетки его мозга, но одновременно и не его, другие. От осознания собственного бессилия захотелось выть.

— Мне плохо, Ева… — простонал мой мужчина. — Я устал. Не могу больше… больно…

Моментально выйти из транса не получилось. Когда же я вновь посмотрела в его глаза, взор был затуманен. Я спешно нажала на кнопку, вызывая медсестру, и лишь продолжала держать его руку в своих, пока заботливый медперсонал ставил капельницу с препаратами.

В палате я пробыла до вечера, пока Георгий не проснулся и не пришел доктор Левиц.

— Состояние довольно тяжелое. — заключил врач. — Вам осталось едва ли больше месяца, по самым оптимистичным прогнозам — два. Вы хотели бы вернуться домой? Предупреждаю, вам показан только постельный режим, любые нагрузки, в том числе эмоциональные, должны быть минимальны. В нашей клинике за вами будет самый лучший уход и поддержание самыми современными препаратами. Вы сможете прожить даже три месяца.

— Я поеду в Москву. Поверьте, там для меня будет тот же самый «самый лучший» уход. — невесело усмехнулся Георгий. — Мне нужно закончить дела.

В Москве мы отдалились еще больше. Георгий либо проводил время с юристами и консультантами, которые шли к нему нескончаемым потоком строго по графику, либо спал под обезболивающими. Побыть вместе нам удавалось лишь в редкие минуты после его пробуждений, пока дела не засасывали его с новой силой, выпивая все соки не хуже суккуба.

Но я была упорна, и приходила снова и снова, чтобы побыть рядом с человеком, которого не любила, но который много для меня значил.

— Знаешь, Ева, каждый раз, когда я просыпаюсь, я боюсь открыть глаза и не увидеть тебя рядом. Ты продолжаешь приходить вновь и вновь, и это вселяет в меня надежду… Но, это ведь не любовь? Ответь…

— Нет.

— Так что же тогда?

— Наверное уважение, верность. Когда ты делал мне предложение, ты же знал, что я тебя не люблю. Так почему все равно сделал это?

— Хм… я много кому за свою жизнь делал самые разные предложения. Женщинам, бизнес-партнерам, коллекционерам картин. Когда проходит интерес к женщине, с ней проще развестись оставив отступные, которые она заслуживает. Но я всегда предпочитал контракт. И только ты его предложила сама. Теперь я понимаю почему… — он замолчал, ненадолго погружаясь в свои мысли. — Когда я покупал картину, я не только приобретал предмет искусства. Я делал вложение. И точно так же продавал ее, когда она мне надоедала, но могла принести прибыль. Ты была загадкой, которую хотелось присвоить, спрятать за семью замками и не спеша разгадывать… мне до сих пор интересно, что же там еще в тебе таится? Иногда мне кажется, что ты сама этого не знаешь. А порой я думаю, что ты сумасшедшая… Особенно после той твоей квартиры, аренду которой ты до сих пор оплачиваешь.

Конечно, он это знал.

Я кивнула в знак подтверждения и прикрыла глаза.

— Но ты всегда честно отвечала на мои прямые вопросы. Сможешь честно поговорить со мной? В последний раз.