Серпомъ по недостаткамъ

Было думать страшно. А тут – появился у соседа, у Димки, инженер гостем, из Астралии иноземной – и все иначе стало. Чудной инженер: сам молодой совсем, а детишек со всей улицы привечает, кормит да обиходит. Огороды вон сам копает, да и других заставляет: воды, говорит, на все огороды хватит, картошки да капусты посадим – и весь год сыты будем. А ведь и впрямь пруд поставил – утонуть можно. Вроде и невелика хитрость, а кроме инженера никто и не додумался овраг перегородить запрудой этой. А запруда-то – глянуть страшно, больше дома, а он почитай один ее и насыпал. Что там Кузька однорукий ему напомогал-то? Али дети малые – ну сколько они нарыли-то? Воды же – саженей в сто пятьдесят пруд тот длиною, на огороды – точно хватит. Сыты – не сыты, а уж с голоду не помереть может и получится: еще снег не везде стаял, а у него в прозрачном домике уже зелень вовсю.

Грит, что у него энер… как его, жайзер в заду. И детям такой же поставить грозится. А Колька – в бане давеча с ним был – грит что задница у него как у людей, нет там ничего… но все копает, строит – и без устатку! И помогать всем помогает. Косу вон поправил – на лету солому режет! Оленьке вон тоже домик прозрачный построить помог, пузырь тонюсенький для стенки подарил. Вот у Димки соха сломалась – так с ним же в город и поехал, обратно помогать. Хороший этот инженер Александр Владимирович, добрый, к людям обхождение имеет.

Одно странно: вроде православный, а в церковь не ходит, и не крестится на нее. Димке, правда, сказал что в Астралии этой нету церквей православных, вот и не знает он таинств – но может врет? Хотя ведь точно не жид, в бане жиду не спрятаться. У них, у жидов-то сразу видать, а у русских мужиков…

Ой, прости Господи за мысли срамные. Александр Владимирович сказал, что его лопатой огород мне копать, пока нету его, чтоб лопата не простаивала. А как лопата-то простаивать может? Ой… копать надо, копать! Дай Бог здоровьица Александру Владимировичу…

Город я почуял издали. Причем именно почуял – ветерок вдруг донес волну запахов, сравнимого с ароматом огромной свинофермы. Хотя сама дорога – Астраханский тракт, как мне Дима сказал – тоже навозом вымощена и пахнет ни разу не "Шанелью", но тут пахнуло – так уж пахнуло. И сразу, только проехали небольшой пригорочек, открылся город: скопище каких-то хибарок с одной стороны дороги – и явно заводские корпуса с другой. Запах шел не от завода.

– Ну в Царицыне и запах! – поделился я с Димой ценным наблюдением. Не для того, чтобы "открыть ему глаза", а просто чтобы хоть что-то сказать: последний час мы ехали вообще молча и мне показалось что Дмитрий на меня чем-то обижен.

– Дык не город это, до городу-то еще верст пять будет. Завод это французский, Урал-Волга называется.

– Как?

– Урал-Волга, вон там дома – называется "маленькая Франция". А это – он указал рукой – ихний поселок, рабочие, стало быть, живут тут. Ох и ужасти тут! Я-то подальше работал, на Бранобеле – тетка помогла наняться. Я-то у тетки жил, а иные – больше тут. У Бранобеля свой городок есть, однако там только рабочие живут, кто на все время. А кто из крестьян на зиму работать нанимается – вот тут же живут, у Бранобеля вся земля ихняя, жить не разрешают.

– А в городе жить?

– Так и в городе не разрешают, да и места там нет. В другой раз в город поедем – сам увидишь.

– А почему в другой раз?

– А тут торг ближе, и запрашивают меньше. Здесь палку и купим, на лесопилке. Вон там, с того краю на рынке.

Да, это я просто разбаловался на свежем воздухе в деревне. И пахло вовсе не как в привокзальном сортире Мухосранска, а вовсе как в двадцати шагах от него. Неприятно, но терпимо. А на рынке, куда мы завернули, и вовсе знакомый запах конского навоза полностью забивал прочие ароматы. Хорошо еще, что дорога шла высоко над рекой: тракт был почти сухим и грязи было немного. А вот то, что Дима назвал словом "рынок", было уже очень грязным местом и мне туда не хотелось. И вдруг я увидел напротив рынка у завода довольно большой домик с чуть менее большой вывеской: на вывеске в половину стены была надпись 'Скобяные и иные железные товары т-ва Урал-Волга'. Договорившись встретиться у этого магазина, мы разошлись, каждый в своем направлении.

Магазин меня приятно удивил. Главным образом – ценами. Оказалось, что листовая сталь толщиной около полутора миллиметров (она почему-то называлась "лопатной") стоила тут всего рубль сорок за пуд! Полудюймовый (шестилинейный) пруток стоил столько же, а трехлинейный – рубль пятьдесят пять. Топор – небольшой, без топорища – стоил сорок пять копеек, такой же (в смысле без ручки) молоток – двадцать пять, полупудовая кувалда – рубль, а маленькая, в четверть пуда – полтину. Лопата же (тоже, понятное дело, без рукоятки) тоже стоила полтинник – что меня удивило: весила она гораздо меньше трети пуда, ожидаемой по цене лежащей рядом лопатной стали в листах.