Серпомъ по недостаткамъ

– Саш, у меня что-то никак не получается с этим теплообменником. Если трубы серебрить изнутри и снаружи, то поначалу вроде все хорошо, но серебро – мягкое, и очень скоро оно просто обдирается. А в горячем рассоле медь тает просто как сахар! Ну не делать же трубы из чистого никеля?

– Сделай из нержавейки. Попроси Емельянова – он тебе сварит ее сколько нужно.

– И что я со слитками делать буду? Мне же нужны трубы, причем очень тонкие…

– Насчет труб – это к Белову. Он тебе любые трубы сделает. Только учти такую вещь: сваривать нержавейку даже я пока не умею. То есть умею, конечно, но место сварки будет ржаветь не хуже простого гвоздя. Так как насчет моего вопроса?

– Ну можно и на гайках крепление сделать, с резиновыми уплотнителями. Спасибо, я так и сделаю, пожалуй – вот только теперь всю систему снова пересчитывать. Ты не помнишь коэффициент теплопроводности нержавейки?

– И тебе спасибо… Успеха! Когда думаешь установку закончить?

– Как трубы получу, так через месяц-два и закончу. А как ты думаешь, может и баки из нержавейки сделать?

– Делай…

Видя, что выдернуть Юру из мира его технологических грез в реальный в ближайшее время мне вряд ли удастся, я написал письмо Фаворскому в Петербург, а сам с Машкой занялся самой сложной частью проекта: подготовке электронных компонент.

Конечно, я знал как записываются граммофонные пластинки. Ну, примерно знал – колебания усиливаются и прорезают бороздки в каком-то материале вроде воска. И, думаю, при очень большой нужде я бы даже смог сделать что-нибудь достаточно работоспособное. Но мысль моя была проще: зачем делать что-то сложное, если можно сделать что-то очень простое? Например, магнитофон.

Ведь у меня (благодаря Камилле) есть полиэтилентерефталат, он же – лавсан, он же – майлар, он же ещё сто тысяч разных других слов, включая, между прочим, и флисс. А из майлара делают ленту для пленки в кассетах – собственно, к Юре я и зашел на предмет быстрого изобретения и изготовления машины по выделке пленки из ПЭТ. Но ведь к магнитной пленке нужен магнитофон – а это уже девайс сугубо электронный. То есть механика там тоже есть, но с нею и Африканыч справится. А вот насчет электроники – лучше меня сейчас специалистов нет. И поэтому мы с Машкой начали делать электронные лампы.

Честно говоря, это было не очень сложно. Когда-то, увлекшись "теплым ламповым звуком", я посмотрел на ютубе фильм про то, как какой-то иностранный мужик сам делал лампы из стеклянных трубок и всяческой фигни. А в комментариях к фильму прочитал, что делал он их неправильно, без геттера, поэтому лампы его больше часов пятидесяти не проживут. В связи с этим я прочитал и про геттер – и затем честно на этот "теплый ламповый" начхал. Но в памяти все же кое-что сохранилось.

Самое главное – теперь у меня было сколько угодно вольфрамовой проволоки. Если угодно не больше пары килограмм: Комаров, после того как я узнал про использование Машкой молибдена, был озадачен получением проволоки именно из вольфрама, причем – по возможности – уже в сплаве с торием. Но вменяемые люди мне быстро объяснили, что вольфрам фиг расплавишь. Однако, из памяти я тогда извлек информацию, что есть такая штука – порошковая металлургия. Когда спекают порошок разных металлов, вроде. Ну Комаров его и спек: где-то килограмма два без тория и килограмма три – с одним процентом тория. Сейчас он потихоньку строил в Царицыне, напротив завода (и вокзала) отдельный небольшой завод для производства вольфрамовой проволоки, но именно что потихоньку: килограмма нити достаточно для изготовления примерно ста пятидесяти тысяч ламп накаливания, так что никто никуда не спешил. Впрочем, пока и строился не сам завод, просто Комаров купил (очень недешево) усадьбу на углу Гоголя и Волжской – точно напротив "железнодорожных" домов и сейчас как раз пока на ее месте строил четырехэтажный дом для железнодорожного начальства. А на месте старых домов, по письменной уже договоренности с дорогой, он и поставит "вольфрамовую" фабрику.

Ну а молибдена для вводов и держателей у нас теперь было просто завались, ведь закупку сырья в свое время поручили Камилле, и… в общем, молибдена было очень много.

Первую лампу – триод – мы изготовили как раз к седьмому ноября. Причем сразу в шести экземплярах. Казалось бы – ну чего там делать три-то с лишним недели? Если, конечно, не считать необходимости трижды откачивать воздух ртутным насосом и каким-то образом (не имея высокочастотного сварочного аппарата) сваривать многочисленные детальки. Но вот геттер… Вроде и идея простая: испарил этот самый барий на раскаленной нити, он на колбу осел – и давай остатки воздуха поглощать! Вот только кто бы этому барию сказал, что коротить контакты внутри лампы категорически нельзя… В общем, пару дюжин ламп пришлось просто выкинуть, но в конце концов что-то приемлемое получилось.