Читаем Серпомъ по недостаткамъ полностью

А что поделать – настоящих-то специалистов не хватало. Поначалу-то я губки раскатал: кризис, прям щяз я лучших инженеров к себе сманю – но что-то не очень получалось. То есть сманил, еще как сманил – на первое января у меня на многочисленных (уже) заводах и фабриках работало больше одного процента российских инженеров. Но если учитывать, что всего этих инженеров было хорошо если четыре с половиной тысячи, то в штуках (или по головам) выходило не очень-то и много. Не знаю, сколько инженеров (настоящих инженеров, имею в виду) работало, скажем, на Сталинградском тракторном, а у меня собственно на тракторном работало их целых три человека – если считать Валеру Тимофеева, который, вообще-то, занимался дизельными моторами и вовсе не для тракторов, и Антоневича, строившего новый сборочных цех.

В старом Ключников достиг "технологического предела", выпуская в сутки по семьдесят пять "Бычков" – больше не позволяли размеры цеха. Установка мотора или трансмиссии, например, занимали по пятнадцать минут, а разместить хотя бы два "моторных" поста было уже негде. В новом цеху Саша Антоневич сейчас устанавливал изготовленные Евгением Ивановичем электрические лебедки, к постам подводились трубы сжатого воздуха для пневматический гайковертов, куча другого вспомогательного оборудования, как "самодельного", так и свозимого со всей Европы и из Америки. По расчетам пооперационное время можно было сократить вдвое – но и сам конвейер становился длиннее – и Федя Чернов выстроил для него цех длиной в четыреста пятьдесят метров.

А второй огромный цех – длиной уже в полкилометра – заполнялся оборудованием на северной окраине Камышина. При ежемесячных прибылях в почти восемь миллионов рублей потратить три из них на "настоящий" стекольный завод было вполне разумно. Настоящий – это с листопрокатной машиной в четыреста метров длиной и с туннельной печью. Правда, запустить все это хозяйство трое новых, нанятых специально для этого завода, инженеров обещали не раньше конца мая, но лучше уж поздно, чем никогда получить ещё один заводик мощностью в миллион рублей прибыли ежемесячно…

А вообще стеклозаводов у меня стало уже три. Второй был построен в Петровске, и выпускал он исключительно трехсотграммовые стеклянные банки. Со стеклянными же крышками. Из Ярославля в Петровск поездами возили резиновые колечки, а из Саратова – проволочные пружинные замки-держалки для этих крышек. Обратно – опять же по железной дороге – вывозились уже готовые банки, с крышками, резинками и защелками. Ну а чтобы не возить просто воздух, в банки запихивали рыбу. В пять тысяч банок запихивали копченую каспийскую кильку в масле, а в десять тысяч – ее же, но в томатном соусе. А еще в пятнадцать тысяч таких же банок клали уже каспийскую селедку, но в соусе уже винном.

Австрийского производства машина (точнее, целый комплекс машин) для выделки тридцати тысяч банок в сутки стоила не очень дешево, почти триста тысяч рублей. Но она того стоила – и еще один точно такой же завод появился уже в Феодосии. Правда Феодосийский завод пока работал в половину мощности – на Каспии по зимнему времени у меня образовался даже некоторый переизбыток траулеров и очень много рыбы приходилось просто солить в бочках. А в Феодосии Березин успел построить их всего четыре, и рыбоконсервному заводу пока просто не хватало сырья. Но Сергей Сергеевич обещал к весне построить их еще десяток, так что мне пришлось задуматься о приобретении ещё одного "баночного" комплекса. Правда не в смысле "купить или не купить", а в смысле "а не начать ли их делать самому" – но мысли эти у меня были где-то на заднем плане.

Там же были и заботы по продуктовому обеспечению голодающих. После того, как Касьян Петрович подготовил "сертификат" годности кормовых дрожжей для питания людей, гидролизно-дрожжевые фабрики наладили выпуск так называемой "белковой каши" – гранулированной смеси дрожжей и муки из камышовых корней. Ну а доведением продуктовой помощи до нуждающихся занялась церковь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее