Сэру Филиппу, с любовью

Притихшие и нахмуренные, близнецы почти не задавали вопросов. Но не молчаливость детей показалась Филиппу самым странным в их реакции, хотя обычно Оливер и Аманда весь день носились по дому словно угорелые, ни на минуту при этом не закрывая ртов. Больше всего поразило его то, что новость, похоже, не была для близнецов неожиданной.

– Простите меня, - пробормотал Филипп, закончив свою немногословную сбивчивую речь.

– Твоей вины здесь нет, - серьезно произнес Оливер. От пристального, недетского взгляда темных глаз Филиппу стало не по себе. - Ты же не толкал ее, она сама упала в пруд!

Филипп молча кивнул, не зная, как еще ответить. Оливер, наверное, прав: в смерти жены отец не виноват. Но в этот момент Филипп остро чувствовал другую свою вину - перед детьми. Он всегда был недостаточно хорош в роли отца - просто плохо знал, что именно предполагает эта роль. И вот теперь ему предстояло заменить детям еще и мать…

– Теперь мама счастлива? - спросила Аманда.

– Надеюсь, что да, - кивнул Филипп. - Вы должны помнить о том, что теперь она следит за вами с небес, и вести себя хорошо, чтобы она всегда была счастлива.

На минуту, как показалось Филиппу, близнецы задумались над его словами. Стало быть, не все еще потеряно - его авторитет для них что-то значит…

– Я надеюсь, что мама счастлива, - проговорил, наконец, Оливер. - Может быть, теперь она не будет больше плакать… - По голосу мальчика, однако, чувствовалось, что на самом деле ему верится в это с трудом.

Сердце Филиппа екнуло - до сих пор ему и в голову не приходило, что дети, оказывается, слышали порой рыдания, доносившиеся из материнской спальни. Детская была как раз над спальней, но приступы истерики, как правило, случались у Марины поздно ночью, когда дети, как считал Филипп, уже давно спали.

Аманда тряхнула головой в светлых кудряшках.

– Я рада, что она умерла, - проговорила она, - если теперь она, наконец, счастлива.

Филипп промолчал. Хорошо ли это - радоваться чьей бы то ни было смерти? Но для Марины, должно быть, не было другого пути перестать быть несчастной.

Оливер и Аманда молчали, глядя в пол. Дети сидели на кровати Оливера, и Филипп обратил внимание, что ноги обоих не достают до пола.

“Как они еще малы… - подумал он. - Или, может быть, просто эти кровати для них велики? Как я раньше этого не замечал? А вдруг кто-то из них ночью свалится с кровати? Надо бы, пожалуй, купить другие, поменьше… Впрочем, вряд ли дети в таком возрасте могут свалиться с кровати. Или все-таки могут?… Какой я, должно быть, плохой отец - даже этого не знаю…”

Филипп закрыл глаза, словно это могло помочь ему отогнать дурные мысли.

“Должно быть, должно быть… Хватит уже из всего делать проблему - плохой отец, не плохой… Что тебе, в конце концов, мешает просто радоваться жизни? Эдак ты скоро - не дай Бог! - сам станешь, как Марина…”

Филипп открыл глаза и поднялся со стула.

– Ты уходишь? - спросила Аманда, подняв голову. Филипп посмотрел в ее глаза - небесно-голубые, как у матери, - подошел к дочери и взял ее руки в свои.

– Нет, - негромко проговорил он.

В огромных отцовских ладонях хрупкие детские ручонки казались совсем крошечными. Если бы Филипп мог стать тем сильным, надежным отцом, каким, должно быть, казался своим детям!

– Я никогда не оставлю вас, - словно клятву произнес он. - Мы всегда будем вместе.

***

Филипп посмотрел в свой бокал с виски. Тот снова был пуст. Филипп готов был поклясться, что наполнял бокал уже минимум четыре раза, но как он пил из него, хоть убей, не мог вспомнить. Не иначе, у него что-то с памятью…

Ну что ж! Филипп, пожалуй, не прочь был бы вовсе потерять память, лишь бы не вспоминать вновь и вновь подробности тех дней. Трудно сказать, какое из воспоминаний было ужаснее: его собственное отчаяние, когда он искал Марину в ледяной воде пруда, или взгляд миссис Харли, когда та спросила: “Ее больше нет?”

Самым ужасным воспоминанием, пожалуй, были взгляды его детей, горе и страх в их глазах…

Филипп поднес бокал к губам, допивая последние капли. Он пообещал тогда детям, что никогда не оставит их, и пока, слава Богу, держал это обещание. Но одного лишь факта его физического присутствия рядом с ними недостаточно. Здесь нужен человек, который знал бы, как найти с детьми общий язык, как заставить их быть разумными и послушными…

Филипп не мог найти им другого отца. Но он ведь может найти им новую мать! Пусть он не сможет жениться, пока не закончится срок траура - таковы приличия света! - но что мешает ему начать искать жену уже сейчас?

Филипп нервно поежился в кресле. Да, ему нужна жена. Любая. Она не должна обязательно быть красавицей, знать семьдесят рецептов супов или читать Аристотеля в подлиннике. Главное - чтобы она была веселой. Всего одна улыбка в день, один раскат звонкого, заразительного смеха…

И еще - чтобы она любила детей. Или хотя бы держалась с ними так, чтобы дети поверили, что она их любит.

Неужели желать этого означает требовать от жены слишком много?

– Сэр Филипп?

Филипп обернулся, мысленно ругая себя за то, что не запер дверь. В кабинет заглядывал Майлз Картер.