Сервантес

Однако не эти неудачные хлопоты занимают мысли и сердце Сервантеса. Как следует из письма, адресованного Антонио де Эрасто, писатель в это время с увлечением работает над своим первым детищем — пасторальным романом «Галатея». Рискнем предположить, что начало литературной деятельности писателя может быть отнесено к периоду его алжирского плена. Во всяком случае, у него было много свободного времени и сильная тоска по родине. Довольно хорошая «смесь» для того, чтобы начать писать.

Вернувшись в лоно родной семьи через восемь месяцев, Мигель не обнаружил в ее положении никаких признаков улучшения. Утешительно звучали лишь известия о Родриго. Он был в Португалии и по-прежнему на королевской службе. После завершения операции на Азорах осенью 1583 года получил звание «soldado aventajado», что и старший брат после битвы при Лепанто. Спустя еще немного времени Родриго будет уже прапорщиком. А это совсем не мало, учитывая, что достается эта должность кровью и потом, каждодневным смертельным риском в бою, хотя есть и плюс — прапорщику платят уже приличные деньги. У младшего сына появилась возможность помогать семье, по-прежнему находившейся в тисках беспросветной нужды.

Сестре писателя Магдалене было уже 25 лет, когда ее мечты выйти наконец замуж за нотариуса Хуана Переса де Альсегу развеялись, как туман. В октябре 1580 года он получил должность мажордома инфанты. И с этого момента шансы Магдалены стать законной женой стали равны нулю. Для будущего мажордома брак с ней был бы мезальянсом, и едва ли бы он сделал такой шаг. Очевидно, именно поэтому экс-нотариус отказался от своих обещаний, заставив тем самым Магдалену обратиться в судебные инстанции Мадрида.

Развязка очередной любовной авантюры была стандартной: 12 августа 1581 года перед нотариусом Перес де Альсега дал обещание выплатить истцу в качестве компенсации 300 дукатов в три приема в текущем году. Исполнил ли он судебное решение, нет ли, история об этом умалчивает.

Чем же занимается сам Сервантес? Как он думает зарабатывать на хлеб насущный, не говоря уже о том, чтобы выплачивать долги за свое освобождение? Мог ли он вернуться к тому, что оставил, скрывшись в Италии, — к сотрудничеству с маэстро Лопесом де Ойосом, человеком, который его называл «любимым учеником»? Очевидно, это желание было одним из первых, и, наверное, Мигель осуществил бы его, встретившись с учителем. Но Лопес де Ойос скончался летом 1583 года.

Для Сервантеса это была большая потеря. Ушел духовно близкий человек, наставник, а ведь именно теперь они могли бы говорить на равных, как поэт с поэтом. Дон Мигель уже писал «Галатею», маэстро с его опытом мог бы многое посоветовать. Тем не менее круг его литературного общения расширяется.

* * *

Сервантес много общается с собратьями по перу, посещает литературные кружки, заводит новые знакомства с многочисленными мадридскими поэтами. Среди них Педро Лайес, «старый и настоящий друг», один из наиболее близких Мигелю; вернувшись из Италии, он получил должность официального цензора. Не менее дружен был писатель и с Франсиско де Фигероа,^{83} которого он неоднократно навещал в Алькале-де-Энарес. Весьма теплые отношения сложились с его современниками — поэтами Гальвесом де Монтальво, Педро де Падильей, Хуаном Руфо,^{84} Луисом де Варгасом Манрике, Габриэлем Лопесом Мальдонадо, Лукасом Грасианом Дантиско. Все они были поэтами своей эпохи, культивировали итальянские стихотворные формы — сонеты, элегии и канцоны, что не мешало им быть истинными испанцами, поклонявшимися своим блестящим предшественникам: Гарсиласо де ла Веге, Фернандо де Эррере,^{85} фраю Луису де Леону. В целом же испанское поэтическое творчество во времена Сервантеса после достижений таких мэтров, как Гарсиласо, Эррера и фрай Луис де Леон, находилось в упадке.

Дон Мигель приобретает определенную известность в мадридских поэтических кругах. Начиная с 1583 года он пишет вступительные похвальные стихи к нескольким книгам своих знакомых мадридских поэтов. Те, когда придет время «Галатеи», ответят ему взаимностью. Позже Сервантес же в «Песне Каллиопе», в 108 октавах, вставленных в VI книгу «Галатеи», буквально рассыпается в похвалах своим друзьям и уважаемым им поэтам.

Как сейчас, так и в те давние времена эта расточаемость взаимных похвал — своего рода корпоративная взаимопомощь и взаимореклама.

Мы уже говорили, что его первые стихотворные опыты оценивались специалистами как очень средние и едва ли служба в армии и алжирский плен способствовали росту его поэтического дара. Сам поэт в «Путешествии на Парнас» также отозвался о себе очень самокритично:

Увы! Я сладкоустым не родился!
Чтоб изощрить мой грубый, тяжкий слог,
Я на веку немало потрудился,
Но стать поэтом не сподобил бог.