«И тут стал перед Мигелем Сервантесом враг страшнее фанатических турок и кровожадных ренегатов. Беззвучный и безликий враг, против которого не было оружия, — скука… Он встречал ее всюду. Бесформенно роящаяся, вездесущая, она стала его бытием. По утрам он одевался, и этим исчерпывались его дневные обязанности. Он смотрел на деревенскую улицу, почти всегда пустую. Стоило сделать двести шагов, чтобы дойти до конца, и дальше простиралась Манча».{130} Так видит жизнь писателя в Эскивиасе Бруно Франк. Похоже, что так и было. Но Сервантес не собирался порывать с разнообразной и оживленной столичной жизнью. Там оставались его престарелые родители, а отец уже был совсем плох.
Мадрид в это время был полон разнообразных слухов. Главный — возможность войны с Англией и ее «еретической королевой». Филипп II был уже стар, и жизнь его клонилась к закату, однако король не оставлял своих намерений разделаться со своим злейшим врагом. Теперь в его голове зрел план, предложенный несколько лет назад великим полководцем доном Алваро де Базаном, героем Лепанто и покорителем Азорских островов. К тому же «пираты ее величества», особенно знаменитый Фрэнсис Дрейк, сильно досаждали торговому флоту Испании, что накаляло и без того «пунцовые» отношения между двумя государствами.
План короля был прост — собрать огромную, невиданную по размерам флотилию и совершить морскую экспедицию на Британские острова.
Еще одна новость будоражила Мадрид — грядущий переезд всего двора в замок Эскориал, наконец построенный после двадцатитрехлетних мытарств. Сам по себе переезд мало интересовал мадридцев, только как тема для застольной болтовни, но ведь в связи с этим, вероятно, введут новые налоги! А это уже коснется всех.
«Моралисты», сторонники «правильного» образа жизни, праздновали свою победу. В декабре 1585 года была принята целая серия указов, запрещающих все «развлечения». Нельзя было богохульствовать, шуметь в ночное время, устраивать дуэли со смертельным исходом, играть в карты и посещать проституток. Эти поистине драконовские законы были претворены в жизнь быстрее чем за год, но, как и стоило предполагать, не дали ощутимых результатов.
А в это время Мигель де Сервантес сидел у своего «окна идальго и, наверное, знал, что в десять часов из левой хижины напротив выйдет старуха и отправится в соседнюю лавочку за ячменным хлебом, а что правая хижина будет заперта вплоть до часа вечерней церковной службы».
Это, конечно, художественная гипербола Франка. Такой человек, как Сервантес, проживший бурную жизнь, полную приключений и смертельного риска, не мог тупо и скучно смотреть на «левую» и «правую» хижины с их престарелыми обитателями. Даже если так и было, то совсем недолго.
Менее чем через два месяца после свадьбы Сервантес уже принимал участие в чествовании одного из лучших мадридских поэтов, своего друга Педро де Падильи,{131} проходившем в Мадриде.
В марте 1585 года Мигель встречается с антрепренером Гаспаром де Поррасом и подписывает контракт о продаже комедии «Путаница» и обязательстве написать к Пасхе этого же года пьесу «Константинопольская жизнь, или Смерть Селима». Спустя несколько дней в Алькале-де-Энарес из печати выходит долгожданная «Галатея». Сервантесу часто приходилось бывать в Мадриде.
Надо полагать, что в начале 1585 года Сервантес представил родителям Каталину, ведь они не были у него на свадьбе. Видимо, тогда или чуть позже, весной, он остался в Мадриде уже надолго.
Отец чувствовал себя совсем плохо. И это было немудрено, но, несмотря на трудную, полную тягот и беспокойств жизнь, глухоту, Родриго де Сервантес дожил до 65 лет — в ту эпоху это был почтенный возраст. 8 июля он продиктовал свое завещание, назначив душеприказчиками, как мы уже говорили, жену и мать снохи, выказав тем самым семье жены сына полное доверие. Он умирал гордый и спокойный, с чистой совестью, старик не оставил после себя ни одного не оплаченного долга. Учитывая сложную в материальном отношении жизнь Сервантесов, постоянные займы и проблемы с их отдачей, умирающему главе семейства было чем гордиться.
Следующее документально зафиксированное пребывание Мигеля в Мадриде относится к августу 1585 года. Возможно, после смерти родителя он вообще не покидал столицы. Подпись Сервантеса, как свидетеля, стоит под долговой распиской, датированной этим месяцем и полученной кредитором Инесой Осорьо, женой известного актера (антрепренера) Херонимо Веласкеса. Семья Веласкесов примечательна, кроме того, что она имела отношения с Сервантесом, еще и своим скандальным судебным процессом против Лопе де Веги.
Как раз к середине — концу 80-х годов относится вступление в театральный мир этого будущего театрального чуда Испании — Лопе Феликса де Вега Карпьо. Таково его полное имя. В те годы он делал первые шаги как профессиональный драматург, сблизившие его с закулисным миром и актерской средой. Тогда же он увлекся дочерью Херонимо Веласкеса Еленой Осорьо, и между ними возникла любовная связь.