Ехали мы на троллейбусе. Долго ехали. Так долго, что меня в давке чуть не изломали. Ох, и натерпелся я. Хорошо, что добрая продавщица заботливо в бумагу вашего покорного слугу обернула, а то бы осталась от меня одна шкурка, грязная и порванная во многих местах. Потом еще пешком шли. Болтало, Леша, в авоське этой похлеще всяких фургонов. Наконец, оказались на месте. Я уж грешным делом думал, что никогда этого не случится. Жалеть даже начал, что не съели крысы еще во младенчестве.
В комнате, куда меня принес очкастый, сидели двое в белых халатах и пили из граненых стаканов. На скрип открывшейся двери они, естественно, обернулись.
– Ну что, Колюня, принес? А то у нас топливо на исходе. Да и закуски, как видишь, никакой. Занюх'aем рукавами. Давай, выкладывай, что там у тебя? – тот, что говорил, толстый такой и маленький, тоже, кстати, в очках, поднялся с табурета и направился к нам.
Колюня, – это мой, значит, – спрятал меня за спину и попятился к двери.
– Саша… а я думал, вы ушли уже.
– Э, пургу гонишь. Куда ушли? Мы ж договаривались на четыре, а сейчас, – толстяк посмотрел на часы, – еще только половина пятого. Опаздываешь, Николай. Мы ждали минут десять, а потом… Ну, в общем… Доставай, что у тебя там?
– Я ребята, колбасы взял, сервелату твердокопченого…
Наступила тишина. Только часы на стенке тикали. Громко так, тревожно…
Понимаешь, Леш, как-то сразу мне неуютно сделалось, нехорошо. И воздух словно гуще в комнате стал, тяжелее, что ли? Молчание разрушил тот, который сидел за столом – с белой бородой и красным носом – ни дать, ни взять – Дед Мороз.
– Как это, ик? Как, ик, – заикал Морозко от изумления. – Ик, сервелату, ик? Пижон! Ик!
– Ну, как? Зашел в Елисеевский, а там сервелат московский… – Колюня явно оправдывался. Не понравилось мне это, ох, не понравилось.
– Ты, паря, с дуба рухнул? Тебе сколько денег дали? – Сашин голос задрожал от возмущения. – Ыхы… значит бутылку не принес… Хреново. Ладно, пузырь не проблема – у микробиологов спирту займем. А вот колбасу ты дорогую взял. Не по средствам живешь, Николай! Мог же докторской взять, ну, на худой конец, краковской.
И тут мой соврал. Во благо.
– Так, это… Не было докторской, и краковская кончилась перед самым носом.
– Ага, а гастрономов, кроме Елисеевского, у нас в городе нет, – зазвучал из угла возмущенный бас поддатого Деда Мороз. – В окно выгляни, пожалуйста. Нет, выгляни! Это что там внизу? А? Это ж надо – на Невский за колбасой ехать, когда под окнами свой магазин, где и докторская, и таллинская, и краковская, и какая душе угодно! Нет только сервелата! Пижон! Пошел вон отседова со своей колбасой. Деньги в понедельник вернешь. Утром!
Колюня попятился к выходу. Даже Саша такого поворота событий не ожидал.
– Ты чего, Макарыч? Хорош звереть! Человек с закусью…
– А пошел он в анналы со своей закусью… Пижон! – видимо, это слово казалось очень обидным Макарычу, потому что назвал он так Колюню уже в третий раз. С непередаваемым смаком, надо отметить, назвал.
Я уже не знал, что будет дальше, но неожиданно Николай ответил грозному Деду Морозу:
– Лев Макарыч, я ж для работы сервелат взял, мы ж хотели эксперимент, помните? А найти не могли, вот я и подумал, когда увидел – судьба!
– Да пошел ты на хрен со своим экспериментом. Пятница сегодня. Экспериментами в понедельник заниматься будем. Позвонить не мог? Спросить шефа, можно ли общественные деньги тратить на науку? Надо было сперва флакон взять, а потом уж про работу думать… Пятница ведь… – но по тембру голоса его стало мне ясно, что Морозко наш оттаивает, и эксперимент для него тоже важен. И не меньше, может быть, чем для Колюни моего. И я – я! —буду в нем участвовать. Ур-ра!
– Ну, так что, Лев Макарыч, положить нашего будущего гуманоида в морозильник?
Молодец, Николай! Сразу быка за рога. Неплохой, видимо, парень-то! Вот оно как случается с первым впечатлением. Частенько оно ошибочно.
– Нет, в шкаф. И под ключ, чтоб не спацифиздили. А то у нас тут пацифистов развелось… Ничего с ним за выходные не должно случится. А в морозильнике, боюсь, замерзать начнет, потеряет цепочку (про это разговор отдельный), тогда уж, кроме как на закусь…
Вот так, Леша, и остался я жить на белом свете. А ты говоришь, что предчувствие часто обманывает. Может и часто, но еще чаще правду говорит. Слушай интуицию, Алексей, и будь уверен, что все останется в порядке.
А теперь представь, сидели бы мы с тобою здесь, если б Колюня сначала пузырь взял, а потом на сдачу закусь покупать пошел? То-то. А ты говоришь, наблюдение мое про две категории пьющих – не важное. Не говорил? Ну, извини, значит, мне так показалось.