Сервер и дракон

Но через некоторое время, по мере того как они впитывают новую информацию, как губки, происходит что-то странное. Наши мысли начинают самоорганизовываться, синхронизироваться. Шринивати – четырнадцатилетний вундеркинд из Мумбаи – придумывает алгоритм маршрутизации решений. Я немедленно передаю его Дюпре, который отдает его дальше. После этого работать становится легко: любую идею, которую я выдаю, тут же подхватывают и доводят до логического завершения. Одновременно я получаю вспышки идей и озарений, которые, казалось бы, являются из ниоткуда, передаются из других разумов. Поток информации таков, что он затягивает похуже кокаиновой версии интернет-серфинга в сочетании с самой увлекательной на свете компьютерной игрой. «Игра в бисер» Гессе, только на скорость.

Я бы захотела навсегда раствориться в мыслях Земли, если бы не ужасные вспышки насилия и ужаса, которые тоже попадают в сеть эдюкаторов. Девочку-подростка, подключенную к сети, насилуют толпой и убивают, и от того факта, что глобальный мозг мгновенно взламывает три ударных дрона ВВС и отправляет преступников на тот свет, лучше не становится. В Париже на улицах грабят и льют кровь, Пекин охвачен пожарами и ужасом. Минуту-другую обсуждается идея установки в сети фильтров боли, но она отменяется возникшей организацией, где мы с Дюпре остаемся всего лишь ключевыми координаторами: боль и ужас делают нас более решительными. Миллионы уже мертвы. Еще миллиарды могут погибнуть, если мы не добьемся успеха.

Я не совсем понимаю, что мы делаем с Большим адронным коллайдером. На это уходят часы безумной работы программистов, Дюпре ходит по командному центру, диктует, одновременно яростно печатая, а мастер-гарнитура транслирует его мысли в мир.

Мы работаем вечером и ночью и создаем Апокалипсис из собственных мыслей. Когда этого становится слишком много, я снимаю гарнитуру, сижу спокойно с закрытыми глазами и дышу. Я больше не боюсь.

Снова наступает шесть утра, и прибывает «Звездный странник».

Он зависает на высокой геостационарной орбите и виден из любой точки мира. Он похож на гигантский глаз в небе. Дюпре мрачно смотрит на экран, у него трясутся руки.

– Ну, сука, покажись, – бормочет он.

Точно в назначенное время появляется аватар Соана, огромный и на этот раз полностью материальный. Он возвышается над Дюпре.

– Ведешь себя как Пу-Ба из оперетки, Черныш. – Голос Соана сотрясает скалы. – На этот раз ты преступил черту, и я собираюсь…

– Сейчас, – шепчет Дюпре, и все вместе мы посылаем мысль в пещеру в Швейцарии.

Пучки протонов и антипротонов – каждая микроскопическая частица обладает кинетической энергией летящего комара – сталкиваются глубоко под землей. Через сеть эдюкаторов и разумы, рассматривающие инструменты, я вижу характерное излучение микроскопических черных дыр, рождающихся и умирающих в крошечных вспышках излучения Хокинга. Мысленным взором я вижу, как поле Хиггса идет рябью, как оно начинает расти, будто вакуумное пламя.

Второй этап. Сотня мыслителей в ЦЕРНе собирают черные дыры, которые ускоритель штампует в магнитной бутылке, не давая им времени умереть, и швыряет их в Солнце. Там происходит самое сложное: для этого потребовались суперкомпьютеры, тысячи мозгов и вычисления, которые мне даже сейчас недоступны.

Проекция Соана мерцает и исчезает. Бледное утреннее небо меняет цвет. Оно теперь мерцает и переливается, превратившись в невыносимо яркий фосфоресцирующий лист, цвета которого не поддаются описанию.

– Боже милостивый, – бормочет Гомес.

– Это стабильная доменная граница вокруг Земли, – поясняет Дюпре. – Изъян во льду. Вот только вещество, которое мы заморозили, – это вакуум. – В его голосе слышится намек на благоговение. – Он не сможет пройти сквозь эту стену. Ничто не сможет, кроме пары слабовзаимодействующих видов, которые мы нашли.

– Это значит, что мы в безопасности, доктор? – спрашивает бледная, осунувшаяся Кейси.

– Примерно на восемь минут, – соглашается Дюпре и выводит зернистое изображение на главный экран. Трансляция идет с «Большого Д», нашего наблюдательного пункта на орбите, посредством модулированного канала слабовзаимодействующих элементарных частиц, который принимает расположенный в Антарктиде детектор нейтрино объемом в миллионы литров. «Звездный странник» там, совсем близко, он похож на жуткую новую луну. Несмотря на низкое разрешение, мы видим его поверхность, подвижную, живую, как кожа с пульсирующими венами.

– Что произойдет через восемь минут?

– Солнце пройдет квантовый фазовый переход и кристаллизуется в темную звезду, а потом взорвется всплеском гамма-излучения, – говорит Дюпре. – Вспышка сверхновой.

– Что? – переспрашивает президент.

– Это единственное пришедшее мне в голову оружие, которое могло хотя бы немного напугать его, – объясняет Дюпре.

– Мы взорвали Солнце? – недоверчиво спрашиваю я. План, который я помогала формулировать, вдруг обретает смысл.

– Здесь мы в полной безопасности, – говорит Дюпре. – Через четыре минуты вы заметите мерцание в зрительном нерве. Это слабовзаимодействующие частицы, которые начнут поражать клетки в глазах.