Сервис с летальным исходом

Ничего не понимая, он лежал несколько секунд на полу, прижимая к себе тело Ляли, потом, когда осторожно положил ее рядом и разглядел посиневшее лицо, выкатившиеся глаза, судорожно сведенные пальцы рук и темные пятна на шее, стал разговаривать с нею, спрашивать, как ей удалось только что удрать, вернуться и удавиться в шкафу. Он говорил бы еще очень долго, если бы не запах дерьма, этот запах шел от выпачканной ночной рубашки. Даже мертвая, Ляля была настолько несовместима с таким запахом (как, вероятно, и любая первая любовь), что Коля даже на всякий случай обнюхал себя — он мог скорее предположить, что сам непроизвольно опорожнился, пока лежал без сознания.

Убедившись, что кишечник его не подвел, что пахнет именно выпачканная рубашка Ляли, Коля встал, отошел на середину комнаты, чтобы видеть их обоих — мужа и жену. Теперь ситуация была совершенно неразрешимой: он один в доме, а Ляля тоже убита, помогать некому, спасать некого, вызывать милицию тоже глупо, потому что в таком случае он точно проведет эту ночь в тюрьме.

Пошатываясь и тихонько подвывая, Коля обошел второй этаж и понял, что вот так просто взять тряпку и стереть все свои отпечатки пальцев он совершенно не в состоянии — проще все сжечь или залить комнаты водой, да и то может остаться какой-нибудь особенно выживающий предмет мебели, к которому он прикоснулся в поисках детей! Да! Детей он так и не нашел, а плач был, точно — был, значит, пожар отменяется…

Если бы так не болела голова и не расплывались предметы вблизи, Коле было бы легче думать, он уже решил посоветоваться с родителями, как ему лучше поступить в такой ситуации, уже устроился у телефона, но тот не работал. А внизу, в кухне?.. То же самое. Телефоны молчали.

Выйти из дома Коля решил через дверь в кухню. Спускаться в подвал, а потом карабкаться вверх по наклонной плоскости выезда из гаража ему показалось в тот момент совершенно невозможным, поэтому Коля открыл два замка кухонной двери, установил их на предохранители и благополучно проделал то же самое с замком калитки.

Очутившись на дороге, он осмотрелся, соображая, в какой стороне въезд, и пошел на светящуюся точку прозрачной кабинки охранника.

Странный вид Коли, его заплетающаяся речь, пошатывающаяся походка и полуоткрытый рот идиота дали повод охраннику засомневаться. Он хотел было предложить свой телефон, но в последний момент от этой мысли отказался и объяснил Коле, что позвонить здесь можно только в центре Подмоклова, там, у почты на улице, есть кабинка телефона-автомата. Два раза показал рукой, в каком направлении этот самый центр располагается, и долго смотрел вслед неспешно бредущей покачивающейся долговязой фигуре. А поскольку он не мог просто так забыть этого странного субъекта и его бестолковые объяснения, то решил позвонить на телефонную станцию и сообщить, что в коттедже номер двадцать два по улице Московской не работает телефон.

Коля шел к центру Подмоклова минут сорок. Местами он попадал в такую темень, что не видел своих кроссовок (надо сказать, что к этому времени они покрылись грязью и поэтому удачно маскировались). Спрашивать в домах дорогу Коля не решался, будучи облаянным тремя собаками при первой такой попытке, и просто брел и брел на свет вдали, пока не обнаружил себя у телефона, в который нужно было засовывать карточку, которой у Коли, естественно, не было.

Он прислонился к выпуклому стеклу и заплакал. Он совершенно не представлял себе, сколько сейчас времени и можно ли обратиться к жителям ближайших домов насчет аренды этой самой карточки, а посмотреть на часы у себя на руке ему и в голову не пришло. Не говоря уже о том, чтобы залезть во внутренний карман куртки, где затаился совершенно забытый Колей мобильник.

Наконец, его, плачущего, обнаружил сомнительного вида и запаха мужичок, который доходчиво объяснил, что маленькая круглая железочка с проволочкой на полочке у телефона, которую Коля принял за жестяную откупорку с пивной банки, и есть та самая карточка, по которой и звонят жители Подмоклова в экстренных случаях — если, к примеру, у них дома отключится телефон. Причем совершенно бесплатно. Он же и засунул эту железку в отверстие для карточки, дождался, пока Коля услышит ответ, ловко нажал на кнопку звука и одновременно выдернул железку.

Коля в двух словах объяснил отцу, что с ним случилось. Вернее, не с ним, а с дядей Антоном и Ля-лей. Папа сказал, что по телефону оценить такой полет художественного воображения сына он не в состоянии, и позвал маму. Мама слушать все до конца не стала, спросила, в шапке ли он, потому что в Москве идет мокрый снег, предложила выспаться как следует, а наутро ему все покажется другим, и положила трубку.